Джон Сильвер. Возвращение на остров Сокровищ - Эдвард Чупак

— Она — моя, Эдвард. Не твоя и никогда не была твоей. Томас Блад всего-навсего сторожил ее, берег для того, кто достоин ее носить. Этот человек — я, и корона принадлежит мне.

— Да-да, Сильвер. Шапка старого пропойцы, говоришь, — усмехнулся ты и получил ножом по щеке.

— Я подпортил тебе личико, Эдвард, зато теперь ты будешь меня вспоминать всякий раз, как глянешь в зеркало. Живи, только не пытайся забрать корону себе. В этом случае я тебя убью. А больше тебе незачем жить.

— Как и тебе. Не забывай о моих людях.

Вот так мы заключили еще один договор — условились оставить корону там, где нашли ее, где она лежала, недосягаемая для молнии и для таких, как мы, и разошлись по кораблям. Мы согласились напоследок обогнуть остров, и если кто-то из нас попытается вернуться туда, другой будет вправе открыть огонь, что было бы хорошим способом разрешить наше соперничество.

Итак, мы вернулись на корабли, держа друг друга под присмотром до наступления темноты, а ночью я отплыл в шлюпке на остров и забрал корону, а заодно прихватил свое золото, все семьдесят три мешка. Как и прежде, со мной было семеро носильщиков. Они погрузили золото на корабль и точно так же выгрузили его в другом месте, когда я перепрятывал сокровища и корону, а я, как и в прошлый раз, убил их на месте и бросил гнить — дожидаться тебя. Крепкие были ребята — ты убедишься в этом, когда их найдешь. Я оставил с ними свои наилучшие пожелания. Можешь забрать их себе.

Теперь только я знаю, где найти эти богатства. Ты можешь собрать все пиратские байки, которые родились за те четырнадцать лет, пока мы не виделись, и идти по их следу. Однако предупрежу: костей полно на каждом острове. Многие из них положены моей рукой. Пусть не говорят, что Джон Сильвер не был щедр к старому другу.

Тебе стоило забрать сокровища в тот же день. У тебя было больше людей — притом лучших людей! — но ты боялся. Ты знал, что я сбрею твои драгоценные локоны — не успеет никто кинжал бросить или вытащить шпагу. И в этом, капитан, твоя слабость. Ты ценишь жизнь превыше отваги. Я же больше ценю отвагу, потому и обходил тебя всегда и во всем.

Полагаю, ты тоже очень скоро вернулся за короной, несмотря на уговор, — но уже после меня. Жаль, я не видел твоего лица в тот миг, когда ты узнал о пропаже.

Впрочем, нет лучшего способа поквитаться со старым другом, кроме как выйти под королевским флагом, захватить его судно, а самого запереть в каюте под угрозой повешения, пока не скажет, где спрятал корону и остальное золото, верно? Все оно мое. Все, до последней монеты.

Столько лет прошло… столько лет. Долго ли ты меня искал? Долго ли пытался найти мой клад?

Вот так и разошлись наши пути — до тех пор, пока мы не встретились снова.

Лихорадка меня потрепала. Видел бы ты мои руки — кожа да кости. Пальцы тощие, как у призрака.

Эдвард, я не скажу тебе, где зарыл сокровища. Ты отпустил Соломона и Джима, да не где-нибудь, а в Бристоле. Мальчишка, верно, теперь ходит в подмастерьях у чаеторговца. Не такую судьбу я ему готовил. Юный Джим должен был стать пиратом, чтобы за его головой охотились по всему свету, как было с нами.

Мир потускнел и обветшал.

Надо было тебе разрубить Соломона на куски. Ты же отпустил его мне назло. Людям в жизни нужна здоровая злость, как нужны пища, вода, воздух. У нас ее было навалом.

Я не готов умереть.

Я четырнадцать раз обошел вокруг света за те четырнадцать лет, что мы не разговаривали, но не пожил достаточно. Мне еще не конец. Я хочу большего. Большего, слышишь?

Ты поймал мертвеца, Эдвард, а это невеликая заслуга.

В горле пересохло.

Ты — подлец.

Что за потеха вешать Джона Сильвера? Пока мы не виделись, я взял много добычи. У меня есть золото, мерзавец ты этакий. Горы золота.

Ты ходишь по моей палубе. Это мой корабль.

Ты отпустил Джима и Соломона, и не ради короля или Англии, а мне назло, и никак иначе.

И все-таки я тебя проведу: умру от лихорадки раньше, чем твой король сможет меня повесить. Подумай об этом, когда будешь вышагивать по моей палубе.

Чертова жажда.

Мы были друзьями. Корабельными братьями.

Снова жар.

«Линда-Мария» еще может пойти на дно. Твои корявые руки ее не удержат. Она верна своему Сильверу, верна до конца.

Я тону в этом бреду. У меня остались только ром и заточение. Ты забрал даже воду.

Впрочем, золото осталось.

Я бы утолил им жажду, да боюсь, ты меня выпотрошишь ради последней монеты. Вспорешь, как треску, и деньги польются ручьем.

Взгляни на этого рыжего парня у меня в зеркале. Он держит саблю с костяной рукояткой.

Друг или враг?

Не молчи. Вот он — стоит со мной плечом к плечу.

Я с тобой разговариваю!

Эта сабля — клинок Смоллетта, который он выронил, когда Флэнинг рассек ему голову. Мои люди валились один за другим, как несчастья.

Я положил пятерых из твоей команды. У одного был золотой дукат на цепи вокруг шеи. Ты прошелся по баку и отдал приказ перебить всех на моем корабле.

Теперь они покойники.

— Капитана не трогать! — крикнул ты. — Скажи, где сокровища, Сильвер. Говори.

— Будь проклят! — ответил я.

— Раз так, поплывешь со мной в Англию. Где тебя и повесят.

— Это вряд ли, — сказал я, пока твой штурман вязал мне руки за спиной.

— Напротив, Сильвер. Я буду стоять у виселицы и смотреть, как ты болтаешься.

День, помню, выдался жаркий. Или меня уже одолевал жар? Нет, просто погода была такая. Ты расстегнул камзол, ослабил ворот рубашки.

— Тебя тоже повесят, — сказал я и не солгал ни на Йоту. Они не знают всей тяжести твоих грехов. Как ты был мелким вором, так и остался.

— Нет, меня наградят, Сильвер. Наградят. — И снова улыбка. Чтоб тебе провалиться!

— Тебя повесят, — повторил я. Посмотрим, сбудется ли мое пророчество. Я прав. Я всегда был прав. Во всем. Ты сказал, что будешь стоять у виселицы и смотреть, как я болтаюсь в петле. — Не забудь шляпу снять! — крикнул я.

— Твой Соломон бродит на свободе, — заметил ты в ответ. — Я отпустил его, Сильвер. И мальчишку тоже. Теперь они вольные люди. — Ты взял свою шляпу и напялил мне на голову. — Не совсем корона, но все-таки.

— Подлец, — выдавил я, отбиваясь от Флэнинга. Он был моложе и крепче, но я все-таки ухитрился освободить ногу, прежде чем меня поволокли по палубе. — Жалкий подлец, и больше никто.

— Ошибаешься, Сильвер. Я — свободный человек. Как и твои друзья. Они избавились от тебя, и я скоро избавлюсь.