Куриный бульон для души. Все будет хорошо! 101 история со счастливым концом - Эми Ньюмарк

Примерно через месяц я решила вернуться на работу хотя бы на несколько часов в день, не только чтобы сохранить свое место, но и чтобы почувствовать ритм жизни. Через несколько недель я смогла работать дольше. Мне было отрадно общаться с клиентами, которые не видели во мне «ту женщину, которую изнасиловали». Все постепенно менялось. Однажды кто-то пошутил, и я рассмеялась, хотя еще недавно ни в чем не замечала юмора. В другой день подруга позвонила узнать, как у меня дела, и я сняла трубку не из чувства долга, а из-за желания поболтать. После нескольких недель полного отсутствия аппетита я наконец услышала стоны собственного желудка. Эти маленькие победы случались редко, внутри меня по-прежнему бушевал шторм, но они все же были. И эти крошечные моменты стали выстраивать день за днем, пока жизнь не началась снова – даже без моего ведома.

Я постепенно понимала, что восстановиться смогу лишь с собственной помощью. Меня по-прежнему поддерживали, но мне нужно было самой восстать из пепла. И это было чертовски тяжело. Каждый день возникали моменты, когда я сходила с ума от страха, отчаяния и жалости к себе. Затем столь же неожиданно я замечала цветок и думала, что больше никогда не увидела бы ни одного цветка, если бы погибла в тот вечер.

Внутри меня боролись противоречивые чувства. Живое, леденящее душу воспоминание заставляло меня свернуться в клубок и бороться с ощущением беспомощности и обреченности. Но затем я напоминала себе, что написано в книгах: такие воспоминания – неотъемлемая часть посттравматического стрессового расстройства. Со временем они прекратятся. Как только сердечный ритм выравнивался и дыхание восстанавливалось, я неизменно расправляла плечи.

Прошло несколько месяцев, в течение которых я трижды в неделю посещала психотерапевта и купалась в любви друзей и близких, и я почувствовала, что исцелилась. Ощущая постоянную поддержку и черпая внутри себя силы, о существовании которых и не догадывалась, я превратилась из жертвы в выжившую.

Настал тот день, когда я поняла, что готова снова покинуть родительский дом. Для меня двигаться дальше означало вернуться к жизни, которую я выбрала до нападения. Другие варианты – например, переехать в другой город или найти соседку, чтобы больше не жить одной, – казались мне проявлением страха. Страх был наследством моего насильника, и я не хотела прожить в этом страхе всю оставшуюся жизнь. Я собиралась сделать все возможное, чтобы продолжить начатое.

Эта квартира казалась другой. В прошлой, маленькой и темной, было очарование довоенных времен. Эта была современной. В ней были светлые деревянные полы, белые стены, рельсовые светильники и огромные окна. Я знала, что могу – и хочу – часами смотреть на прекрасный мост и кипящую вокруг него жизнь. Не отходя от окна, я наблюдала, как у светофора выстраивается очередная вереница машин. Вдруг зажегся зеленый, и секунду спустя все машины рванули вперед. Я поняла, что и мне пора двигаться.

В 1974 году, когда мне было двадцать девять, я повела своего семилетнего сына к семейному доктору. Непоседливый Даг упал с качелей в парке, сделал сальто в воздухе и приземлился на голову. Рана казалась не слишком серьезной, но сильно кровоточила.

– Переживать не стоит, – спокойно сказал доктор, держа в руке иглу.

И правда, рану зашили тремя стежками и залепили пластырем. Мальчишка быстро оправился. От врача он ушел, посасывая леденец и хвастливо рассказывая одиннадцатилетнему брату Брэду о своей «операции».

Мне же оправиться оказалось сложнее. Я была совершенно разбита и сидела как на иголках в пропахшем антисептиками кабинете, где стоял застеленный бумагой смотровой стол, а на полках лежали ватные тампоны, бинты и иглы. Сжав кулаки, я тяжело дышала. Живот болел – казалось, я проглотила сразу тонну камней. Когда я повернулась к выходу, у меня из глаз брызнули слезы. Врач заметил это и похлопал меня по плечу веснушчатой рукой.

– Дороти, вы чем-то расстроены, – мягко сказал он. – В чем дело?

Этого оказалось достаточно. Разрыдавшись, я снова села и выложила доброму доктору всю печальную историю недавнего расставания с мужем, рассказав, что он ушел и я осталась без поддержки, без работы и без алиментов.

Узнав больше, чем хотелось бы, доктор улыбнулся и выписал мне рецепт.

– Вот, милая, держите, – сказал он, протягивая бумажку, изменившую мою жизнь. – Это вас успокоит.

– А зависимости не вызовет? – спросила я, подозрительно рассматривая рецепт.

– Следуйте инструкции, – ответил доктор. – И расслабьтесь.

Рецепт был на «Валиум»: десять миллиграммов, чтобы снять тревожность, раз в четыре часа или по необходимости. В пузырьке оказалось девяносто маленьких синих таблеток, каждая из которых обеспечивала несколько часов блаженного, химически обусловленного покоя, позволяя мне жить своей жизнью. Я работала на полставки учителем на замену, заботилась о детях, даже начала ходить на свидания. Я вздохнула с облегчением. Я снова могла спать.

Мне потребовалось четыре года, чтобы отказаться от этого наркотика.

Мы с мужем развелись в 1975 году. Он со своей девушкой переехал в Неваду. Я погрузила сыновей и все, что вошло, в видавшую виды Старушку Берту – наш потрепанный универсал – и отправилась через всю страну в Сан-Франциско, где поселилась в районе Хейт-Эшбери, чтобы все начать сначала.

Жизнь была хороша. Я писала и продавала картины. Я обеспечивала собственных детей. Я ходила на свидания. Я также принимала по сорок-пятьдесят миллиграммов «Валиума» в день, но так радовалась своему спокойствию, что даже не переживала из-за этой привычки.

Честно говоря, я даже не знала, что уже зависима, пока однажды в праздники у меня не закончились таблетки и мне не пришлось три дня ждать пополнения запасов. Уже через несколько часов ко мне вернулась тревожность, которая забурлила внутри, как лава, готовая в любой момент излиться из вулкана. Все мышцы тела ныли. Солнечное сплетение казалось натянутым, как батут; в голове пульсировало – в висках и между глазами. Я едва справлялась с рутинными делами вроде похода в магазин и посещения автосервиса. Настроение менялось поминутно. Я не могла заснуть.

Тогда я поняла, что у меня проблемы, и тотчас нашла решение – больше никогда не оставаться без таблеток. В 1970-х в Сан-Франциско «Валиум» выписывали направо и налево – достать его было не сложнее, чем алкоголь или сигареты. В художественной среде со мной работали люди, про которых говорили, что «Валиум» заменяет им обед. Они никогда не отказывались поделиться таблетками с другом. Однажды я получила сразу пятьдесят, сказав своему врачу, что уронила пузырек в унитаз, и он не задал больше никаких вопросов. В другой раз я достала еще пятьдесят таблеток у калеки, который продавал свои лекарства наркоманам вроде меня.