Несовершенства - Эми Мейерсон

смотрели запись раньше? — интересуется Бек у Винклеров.

— Никогда, — мягко отвечает Петер.

Годы не затуманили воспоминаний Циты. Она излагает свою историю последовательно и точно.

— Вспоминает коронацию, — шепчет Кристиан, когда Цита повышает голос и начинает говорить нараспев. На середине фразы видео прерывается, и Винклер встает, чтобы поменять кассету. Эшли и Джейк смотрят друг на друга, готовясь к долгому просмотру.

Вторая запись — продолжение того же интервью. Кристиан забывает, что надо переводить, и, так же как Винклеры, увлекается рассказом. Лицо Циты остается бесстрастным, лишь иногда она позволяет себе улыбнуться и засмеяться. И все же очевидно, что она описывает счастливые времена, идиллические дни перед коротким пребыванием на троне империи до того, как война была проиграна.

Вторая запись тоже не содержит никаких существенных сведений. Вставлена третья кассета, и Джейку хочется сохранять оптимизм, но не получается. И по поводу Кристи тоже.

Третья часть интервью представляет собой лишь перечисление неудавшихся попыток заключить мир и хронику потери Карлом власти. В животе у Джейка громко бурлит. Бек бросает ему сердитый взгляд, словно он должен держать свой голод в узде.

— Давайте сделаем перерыв. — Эшли преувеличенно потягивается. — Пойдемте, перекусим что-нибудь.

— Вы идите, — говорит Бек. — Я не хочу.

Не желая спорить, Эшли и Джейк без возражений уходят и направляются к городу. Джейк шагает не сгибая коленей, тазовые суставы звонко щелкают.

— Старею, — вздыхает он, но Эшли настаивает, что это следствие похмелья — вчерашнее вино ударило по суставам.

— Слушай, Эшли, — говорит Джейк, — как тебе удается так долго сохранять брак?

Эшли замирает. Ах да, он же не знает о несчастьях Райана. Все как-то не было подходящего случая рассказать ему. Да Эшли и не хотела, чтобы брат знал о ее семейных неурядицах. Как все мужчины, Джейк будет осуждать Райана, даже если он не в том положении, чтобы кого-нибудь судить.

— Я загубил наши отношения с Кристи, — объясняет Джейк.

Внезапно у Эшли кружится голова. Свернувшись в ванной на полу, Райан сказал то же самое — «Я загубил нашу жизнь», — и выглядел при этом жалко, словно ожидал, что она найдет способ разубедить его в этом. В устах же Джейка эта фраза прозвучала не подлежащим обжалованию приговором.

— Нет, — говорит Эшли, — ничего подобного.

И для ее мужа тоже еще не все потеряно.

Подходящий момент настает, и она излагает Джейку все, что произошло с Райаном, начиная с появления агента ФБР.

— За мной действительно следили, — признается она брату, — но не из-за бриллианта. — Она рассказывает про повестку, затем признание Райаном вины, о пятистах тысячах долларов, которые им нужно собрать за месяц в порядке досудебного урегулирования спора. На крутых и узких улочках Кремса-на-Дунае она вдруг видит некую насмешку судьбы в том, что ровно такую сумму предлагали Миллерам итальянцы.

— Мы собираемся продавать дом.

— Вот черт, Эшли. — Джейк обнимает сестру за плечи, и они сворачивают на набережную. Помолчав, он спрашивает: — Так ты простила его?

Прощение похоже на тренировку перед марафоном. Эшли, фигурально выражаясь, бегает каждый день, регистрируя свой прогресс, но не знает, каких успехов достигнет к тому времени, когда судья будет принимать решение.

— Трудно сказать, — говорит сестра брату. — Иногда мне кажется, что да, а в другие дни я ужасно зла на него. Я не хочу продавать наш дом. Не хочу, чтобы в школе детей дразнили за то, что их отец в тюрьме. И замужем за преступником тоже не хочу быть. Но и бросить его не могу.

Вот как, думает Джейк, Эшли не теряет надежду, что у них все наладится. А ему не надо заставлять Кристи простить его, нужно только, чтобы она захотела поверить в него снова.

На набережной туристы бездельничают под навесами уличных кафе. Эшли смотрит в телефон. На Восточном побережье сейчас восемь утра. Райан, вероятно, готовит детям завтрак, какое-нибудь причудливое блюдо из подручных продуктов. Дети будут скучать по такому отцу больше, чем по тому, что целые дни проводил в офисе.

«Я скучаю по тебе», — пишет Эшли мужу. Это ближе всего к признанию «Я простила тебя».

Кристиан и Бек продолжают сидеть бок о бок в темной, обшитой деревом гостиной Винклера, слушая интервью Циты. Пока она ведет свой монотонный рассказ, Бек пытается предсказать, что будет, когда они вернутся из поездки ни с чем. Фирма, наверно, попытается заставить их отозвать иск. Или, понимая, что не получится убедить суд в правах Миллеров на бриллиант, подаст заявление на решение в порядке упрощенного судопроизводства.

Внезапно тон Циты становится ледяным. В ее позе ничего не меняется, и все-таки заметно, что она напряглась.

Кристин хватает Бек за руку и шепчет:

— Она говорит о Флоре, что они оставили ее с детьми в Гёдёллё.

Эти слова просачиваются сквозь барабанные перепонки в каждую вену и курсируют по телу.

Цита стискивает ручки кресла и наклоняется вперед, обнажая зубы. Кристиан задерживает дыхание.

— Она говорит, что не следовало доверять детей… потаскухе. — На последнем слове он краснеет. — Она еще не закончила.

Не имеет значения, что Флора тайно привезла императорских отпрысков в Вену, вернула родителям, может быть, спасла им жизнь. «Вы знали, что она была беременна? — спрашивает Цита у Винклера, который никогда не слышал о Флоре. — Незамужняя и с ребенком!»

— Беременна? — Бек поворачивается к Кристиану. — Как такое может быть? Хелен родилась не раньше тысяча девятьсот двадцать пятого года. — Потом она вспоминает о Мартине, старшем брате Хелен. Возможно ли, что он был зачат, когда Флора служила во дворце? Если так, то был ли Лейб его отцом?

— В документах ничего на этот счет не сказано, — извиняясь, отвечает Кристиан. — Завтра можно поискать в архиве свидетельство о рождении и узнать наверняка.

Бек холодеет от ужасной догадки.

— Неужели это ребенок от императора?

«Беременна, — продолжает императрица. — Мужа нет. Незаконнорожденное дитя. — Лицо ее вдруг приобретает задумчивое, даже виноватое выражение. — После того как мы ее уволили, я нашла ее дневник. Отцом оказался наш шофер, который был с ними в Гёдёллё. Тот, который погиб, когда она увезла детей. Я понятия не имела, что у них интрижка, иначе ни за что не оставила бы его с ними».

Бек вздыхает с облегчением. Ребенок не от императора.

Винклер за кадром что-то произносит, и Кристиан шепчет:

— Он спрашивает, что стало с ее дневником.

Выражение вины на лице Циты сменяется гневом, и Кристиан переводит:

— «Я сожгла его».

— Зачем она это сделала? — восклицает Бек, но, прежде чем Кристиан отвечает, Бек слышит слово, которое мечтала услышать с тех пор, как вошла сюда. По-немецки оно звучит более изящно, чем по-английски. Благозвучнее.

«Florentiner».

На следующий день Дебора едет в дом Шпигелей одна, без Виктора. Она должна сама осмотреть архив ювелира.