Соратники Иегу - Александр Дюма

— Кадудаль командует не полком, а целой армией. Вы не захотели уронить себя, превратившись из Бонапарта в Монка, так почему же вы требуете, чтобы он стал из генерала полковником?.. Вам больше нечего мне сказать, гражданин первый консул?

— Есть. Можете ли вы переслать мой ответ графу Прованскому?

— Вы хотите сказать: королю Людовику Восемнадцатому?

— Не будем придираться к словам: тому, кто мне написал.

— Его посланец находится в лагере Обье.

— Ну, так я изменил свое решение: я ему отвечу. Эти Бурбоны до того слепы, что он способен превратно истолковать мое молчание.

Бонапарт сел за письменный стол и написал следующее послание, старательно выводя буквы, чтобы его можно было прочитать:

«Я получил, сударь, Ваше письмо. Благодарю Вас за лестное мнение обо мне. Вам не следует желать возвращения во Францию, ибо Вам пришлось бы попирать ногами сто тысяч трупов. Пожертвуйте своими интересами ради спокойствия и счастья Франции, и история поставит Вам это в заслугу! Я не могу оставаться равнодушным к несчастьям Вашей семьи, и мне будет приятно узнать, что Вам обеспечен покой в Вашем уединении.

Бонапарт».

Сложив письмо и запечатав в конверт, он надписал адрес: «Господину графу Прованскому» и передал Моргану. Потом он позвал Ролана, предполагая, что тот где-то рядом.

— Генерал? — спросил мгновенно появившийся Ролан.

— Проводите этого господина до самой улицы, — сказал Бонапарт, — вы отвечаете за него, пока он не уйдет.

Ролан склонился в знак повиновения, пропустил вперед молодого человека, который вышел, ни слова не говоря, и последовал за ним. Но прежде чем удалиться, Морган в последний раз взглянул на Бонапарта.

Тот стоял неподвижный и безмолвный, скрестив руки на груди и устремив взгляд на кинжал, который его смутно тревожил, хотя он и не хотел в этом себе признаться.

Войдя в кабинет Ролана, глава Соратников Иегу взял свой плащ и пистолеты и заложил их за пояс.

— Кажется, гражданин первый консул показывал вам клинок, который я ему передал, — сказал полковник.

— Да, сударь, — ответил Морган.

— И вы его узнали?

— Не могу сказать, что именно его — все наши кинжалы одинаковы.

— Ну, так я вам скажу, откуда он взялся, — проговорил Ролан.

— А!.. Откуда же он?

— Из груди моего друга: его вонзили ваши сообщники, а может быть, и вы сами.

— Возможно, — с беспечным видом ответил молодой человек. — Вашего друга, я вижу, постигла справедливая кара.

— Мой друг решил посмотреть, что происходит по ночам в Сейонском монастыре.

— Напрасно он так поступил.

— Но ведь я точно так же поступил накануне, — почему же со мной ничего не случилось?

— Вероятно, вас оберегал какой-нибудь талисман.

— Вот что я вам скажу, сударь: я люблю прямые пути и яркий дневной свет, из этого следует, что мне ненавистно все таинственное.

— Счастлив тот, кто может ходить при свете дня по большой дороге, господин де Монтревель!

— Поэтому я скажу вам, господин Морган, про клятву, которую я дал. Извлекая этот кинжал из груди моего друга, со всеми предосторожностями, чтобы при этом не извлечь его душу, я поклялся, что буду вести войну с его убийцами не на жизнь, а на смерть! И мне хотелось лично сообщить вам об этом, когда я давал слово обеспечить вам безопасность.

— Надеюсь, вы позабудете об этой клятве, господин де Монтревель.

— В любом случае я исполню свою клятву, господин Морган, и вы будете так любезны как можно скорей предоставить мне такой случай.

— Каким же образом, сударь?

— Ну хотя бы согласившись встретиться со мной в Булонском или Венсенском лесу. Разумеется, мы никому не скажем, что дрались из-за кинжального удара, нанесенного вами или вашими друзьями лорду Тенли. Нет, мы скажем все, что угодно… — Ролан задумался на секунду-другую. — Например, из-за лунного затмения, которое произойдет двенадцатого числа ближайшего месяца. Вам подходит такой предлог?

— Он подошел бы мне, сударь, — ответил Морган неожиданным для него печальным тоном, — если бы дуэль была мне доступна. Вы говорите, что дали клятву и намерены ее сдержать? Так вот, когда кого-нибудь принимают в ряды Соратников Иегу, он тоже должен поклясться, что ни с кем не будет затевать ссоры, подвергая опасности жизнь, принадлежащую уже не ему, а общему делу.

— Да? И поэтому вы убиваете, но не сражаетесь?

— Вы ошибаетесь: иной раз мы сражаемся.

— Будьте добры, господин Морган, познакомьте меня с таким феноменом!

— Охотно. Если вам, господин де Монтревель, случится ехать с пятью-шестью такими же, как вы, смельчаками в дилижансе, который везет казенные деньги, — попробуйте их защищать, когда мы нападем! Вот вам и случай! Но поверьте мне, лучше вам не попадаться на нашем пути!

— Что это, сударь, угроза? — спросил Ролан, вскидывая голову.

— Нет, сударь, это просьба, — отвечал Морган, и в его словах прозвучала нежность, почти мольба.

— Вы обращаетесь с этой просьбой лично ко мне или остерегли бы всякого другого?

— Я прошу лично вас, — сделал ударение на последнем слове глава Соратников Иегу.

— Вот как! — удивился молодой полковник. — Значит, я имею счастье вас интересовать?

— Как брат, — ответил Морган все тем же нежным, ласковым голосом.

— Полно! — воскликнул Ролан. — Это же немыслимо! В этот момент вошел Бурьенн!

— Ролан, — сказал он, — вас спрашивает первый консул.

— Я доведу этого господина до улицы — и мигом к нему!

— Торопитесь, вы же знаете, что он не любит ждать.

— Не угодно ли вам, сударь, последовать за мной? — обратился Ролан к своему таинственному спутнику.

— Я уже давно в вашем распоряжении, сударь.

И Ролан повел Моргана тем же путем, но не до двери, выходившей в сад, ворота которого были заперты, а до двери, открывавшейся на улицу.

— Сударь, — заявил он Моргану, — я дал вам слово и честно его сдержал, но во избежание недоразумений согласитесь со мной, что я дал его только на один раз, что оно имело силу только на нынешний день.

— Да, именно так я вас и понял, сударь.

— Значит, я могу взять свое слово назад?

— Мне бы этого не хотелось, сударь, но, конечно, вы вольны взять его обратно.

— Мне только это и было надобно. До свидания, господин Морган.

— С вашего разрешения, я воздержусь от такого пожелания, господин де Монтревель.