Королева мести - Джоан Швейгарт

Услышав эти вести, Аттила тут же велел одному из воинов отправляться в город и убедиться, что ты сидишь в своей хижине. Говорю тебе, Гудрун, то, что известие о поражении вызвало у него желание проверить, где ты, напугало меня несказанно. Затем, не сводя с меня глаз, он приказал остальным держаться от тебя подальше и ни при каких обстоятельствах не говорить с тобой до тех пор, пока ты не придешь в его дом и не увидишь мертвые головы. Нам просто повезло, что ты опоздала. К тому времени все любимцы Аттилы уже находились внутри, а я выехал для выполнения приказа, который он отдал специально для того, чтобы отослать меня подальше. Те люди, с которыми я разговаривал тогда, когда передавал тебе предупреждение, стояли слишком далеко от Аттилы, чтобы слышать его приказ. Во всяком случае, они ничего мне не сказали, когда заметили, что я говорю с тобой. Аттила, пославший за мной позже, сообщил, что доволен твоей реакцией. Эти слова наталкивают на мысль, что меня он тоже больше не подозревает.

Я даже не представляю, что он предпримет дальше. Мне неизвестно, по-прежнему ли он собирается жениться на тебе. Но ты можешь быть уверена: я изо всех сил буду убеждать его в том, что меч еще принесет удачу, как и та женщина, которая передала этот дар богов. Я предпочту видеть тебя замужем за другим, чем отверженной… или мертвой.

Я сказал все, что хотел, Гудрун. Охранник, место которого я сейчас занял, — мой должник, потому что я спас его жизнь на поле боя. Он вскоре вернется, а ты должна поспать. Тебе скоро понадобятся все твои силы. Помни: тебе ни в коем случае нельзя входить в дом Аттилы или его опочивальню, если до этого дойдет, с грустным лицом и опухшими глазами. Ты должна оставаться безразличной к тому, что видишь во дворе. Мы слишком близко подобрались к цели, чтобы совершать ошибки.

Будто бы ожидая от меня ответа, Эдеко еще немного постоял рядом, затем тронул поводья и уехал.

Я же продолжала сидеть за завесой и смотреть в черноту ночи.

Я думала, что душа моя умерла, когда любовь Сигурда казалась мне утраченной безвозвратно. Но теперь я точно знаю, что тогда душа у меня только страдала. Она была слаба, черна и беспомощна, но все-таки жива. Истинная же смерть постигла ее, когда Гуторм вошел в мою спальню, размахивая мечом, который подарили ему при рождении, но который он до этого ни разу не брал в руки. Вот когда наступила истинная смерть моей души, но поняла я это гораздо позже. В тот момент душа моя покинула тело, и я застряла где-то между сном и бодрствованием, не силах даже определить, действительно ли Гуторм убил Сигурда или мне это все приснилось. Явь ли это или сон, в который я с каждым мгновением погружалась все сильнее? Да, я кричала, но даже муки мои казались мне ненастоящими. Я была всего лишь зрителем, наблюдавшим из какой-то серой бездны, через которую все мы проходим, когда разум уже отступает, а сон еще только брезжит вдали. И поэтому, перестав страдать, в этой зловещей пропасти, где не нужно отделять явь ото сна, я обрела спокойствие. Там, в забытьи, я и осталась, мертвой для жизни и живой для смерти. Так продолжалось долго, наверное, целую вечность. Нельзя сказать, что я совсем не соприкасалась с внешним миром. Иногда сознание возвращалось ко мне, но все, что видела и слышала, я воспринимала как часть своего сна…

Вскоре после убийства Сигурда и Гуторма в зале зажгли факелы. Я думаю, это сделал Хёгни. Кто-то пришел ко мне, наверное, это тоже был он, заключил меня в объятия и что-то говорил. Только я не слышала слов, а лишь ощущала движение теплого воздуха возле уха. А потом в зале поднялись крики, суета, плач, торопливые шаги, но я не обращала на это внимания. Затем появился свет, кажется, наступил день, а с ним возникли еще шаги и голоса. Я чувствовала, как вокруг меня в спальне собирается толпа, но не помню, чтобы видела лица.

Затем наступила тьма, снова свет, и меня вывели в зал, где бок о бок лежали два тела, покрытых белой тканью. Я поняла, что женщины усадили меня рядом с телами. Одна из них сказала:

— Мы пришли обрезать их ногти, чтобы враги не могли наслать на них проклятья.

А другая произнесла:

— Ее надо заставить поплакать.

И тогда одна из женщин приподняла ткань с маленького тела, и я увидела лицо Гуторма. Я помню, как в голове мелькнуло: «Ах, какое у него славное круглое личико, и как сладко он спит!» Потом кто-то из женщин взял мой подбородок и мягко повернул голову к большому телу. Я почувствовала, что все смотрят на меня с ожиданием, но не понимала, чего они от меня хотят. Кто-то отдернул ткань, и я заметила, что губы Сигурда как всегда чуть приподняты в уголках. Я подумала: «Наверное, сны унесли его туда, где ему хорошо. Если бы я только могла быть с ним!» И тут я внезапно оказалась вместе с Сигурдом на тропинке, ведущей к камню-лошади. Мы шли вместе, окруженные березами и солнечным светом. Вдалеке я разглядела Гуторма и уже собиралась показать его Сигурду, как вдруг услышала громкий крик и снова очутилась в зале. Ко мне летела Брунгильда. Она растолкала окружавших меня женщин и бросилась на тело Сигурда. Сжала его лицо в ладонях и покрыла поцелуями. И в своем полубезумном состоянии я была счастлива видеть, что он не ответил на ее поцелуи. Тогда она положила голову ему на грудь и зарыдала. Женщины столпились вокруг и попытались оттащить валькирию, но мне хотелось сказать им: «Оставьте ее, она тоже его любила». Однако слова отказывались выходить из моего рта, и это тоже меня радовало, поскольку доказывало, что я все еще во сне.

Несмотря на все усилия женщин, Брунгильда оставалась возле Сигурда.

— Прости меня, — кричала она между всхлипами. — Прости меня! Я росла без матери, без отца. Имя свое выбрала себе сама. У меня не было дома, не было еды. Я воровала у крестьян, а когда мне это не удавалось, кормилась листвой и ягодами, как дикий зверь. Я ночевала в хлевах зимой, и под звездами — летом. Я жила только для тебя, ждала только твоего появления. И вот ты пришел и поклялся в любви. Ты дал мне слово, что я никогда больше не буду одна. Мне нужен лишь ты, никто, кроме тебя! И теперь я последую за тобой куда угодно, будь то Хель или Валгалла.

Брунгильда резко замолчала. Женщины, пытавшиеся оттащить ее в сторону, убрали руки, и в зале стало тихо. Я подняла глаза и увидела, как к нам подходит Гуннар. Он был в ярости. Его раскрытый в гневе рот напоминал об оскале зверя. Гуннар взял Брунгильду за волосы и намотал их на пальцы. Потом он дернул рукой, и Брунгильда упала. Раздался удар… Плач… Чья-то рука легла на мое плечо, но Гуннар повернулся в мою сторону, и рука тут же исчезла.

Гуннар рывком поставил меня на ноги. Затем крикнул, повелев всем выйти вон. Послышался шелест одежд, и наступила тишина. Заговорил он не сразу. Или, может, это я не сразу услышала его.

— Она с самого начала намекала, — произнес он. — Мучила меня. Ты слышишь меня, Гудрун? Твои глаза как неживые. Ты должна выслушать меня. Должна простить. Женщины говорят, что ты, скорее всего… И если ты умрешь, не простив меня… Тогда боги никогда… О, Гудрун, выслушай меня! Ночью при свете свечи она заглянула мне в глаза и сказала: «Ах, если бы это были глаза Сигурда!» А потом рассмеялась и заверила, что просто пошутила. Мол, я выставил свою ревность напоказ, и она просто не смогла удержаться… Я не знал, что и думать. Это не из-за золота, Гудрун. Ты должна в это поверить! Она заставила меня думать, что кровная клятва была нарушена. Она знала, что я ревновал с самого начала, и это ее забавляло… Я думал, что сойду с ума от ревности, так сильно я ее любил. Нет, все случилось не только из-за золота… И я солгал, Гудрун. Я знал, что Хёгни не будет принимать в этом участия, если я не спрошу Брунгильду прямо. И я сказал ему, что спросил. Мне казалось, у меня не было выбора. Боги хотели, чтобы я действовал. Эта гроза и ураган… Но когда Сигурд поклялся в верности своей цели, я стал сомневаться. Я слабый человек. И боялся того, что могло со мной произойти, если он не… что боги допустят… и поэтому мне ужасно не хотелось… делать это своими руками. Я стал тренировать Гуторма. Я не знал, сумеет он или нет… но верил в то, что, если боги захотят, чтобы это случилось, они найдут средство. Хёгни, конечно, был против, но я сказал ему, что видел сон, в котором ко мне явились боги… Может, мне это и вправду приснилось… Я больше ничего не знаю наверняка. Во сне и наяву я грезил об одном и том же. Гуторм уснул. Я воспринял это как знак того, что был неправ и понял все неверно. Но я все равно решил продолжить игру, как и собирался. Я думал, если буду провоцировать Сигурда, он подтвердит то, на что Брунгильда только намекала… И его реакция, похоже, подтверждала… Оставшись наедине с Брунгильдой в спальне, я все ей рассказал. Я хотел лишь, чтобы она поняла, как далеко завели меня ее намеки. Но все равно не находил в себе смелости задать вопрос…