Путь Рукожопа - Александр Лобков

ко всем деталям, в чем я уже не раз имел возможность убедиться, то вскоре ко всем неприятностям добавятся холод и кислородное голодание. Снега под ногами пока не было, но температура заметно опустилась. Хоть я и дал себе обещание беречь воду в найденной фляге, но уже сейчас там оставалось всего на несколько глотков, поднявшаяся температура тела и обильное потоотделение требовали регулярного питья. Я тешил себя надеждой, что по пути наткнусь на горный ручей. Тропинка к перевалу пролегала по неглубокому узкому и извилистому ущелью, изгибы которого скрывали то, что ожидало меня впереди.

Общее состояние с увеличением Выносливости не улучшилось, но шагать стало легче. Сумерки пали в ущелье как-то сразу, изо рта при дыхании уже вырывался пар, а с полоски неба над головой полетели первые снежинки, которые я на ходу жадно ловил ртом. За очередным поворотом я взглянул на открывшуюся картину и замер. Ущелье здесь заметно расширялось, и на камнях местами уже лежал снег. В сгущающемся вечернем сумраке впереди, насколько хватало взгляда, виднелись воткнутые вдоль тропинки редкие шесты, увенчанные отрубленными головами. А присмотревшись внимательно к ближайшей страшной вехе, я понял, что это не игровой антураж от дизайнеров проекта, а головы реальных игроков. Не знаю уж, как устроена механика исчезновения трупов, видел, что они просто истаивают в воздухе в течение нескольких минут, оставляя лишь выпавший лут, но, как выяснилось, какие-то части можно сохранить таким вот оригинальным образом.

Ворон кружил в небе высоко надо мной, иногда усаживаясь впереди на гребни скал ущелья, наблюдая за моим медленным восхождением. Однако, с наступлением темноты я потерял его из вида, отчего сделалось совсем одиноко и жутко. Кроме того, снег усиливался, а холодный порывистый ветер в тесноте ущелья сильно разгонялся, метаясь между стенами, швыряя в лицо колючие снежинки, выдувая из-под одежды остатки тепла. Я остановился и достал из инвентаря подобранный вместе с флягой кусок тряпки, которой кто-то из нашего бывшего отряда зачем-то накрывал лошадь во время привалов. Квестовым кинжалом проделал в центре дыру, соорудив нечто вроде пончо, и напялил на себя. Это хоть немного спасало от ветра. Думаю, еще то, что я являлся магом холода, немного снижало урон организму от низких температур, но не сильно. Зачерпнул горсть снега и попытался жевать, но во рту он таял плохо, и жажду утолить не удалось, только заломило зубы и засаднило в горле.

Я все больше склонялся к мысли, что там, в реальном мире, с моим телом происходит что-то не очень хорошее, потому что до этого не слышал, чтобы люди болели в игре. От ран страдали, это да, но вот про грипп или воспаление легких слышать не приходилось. Или врачи оказались слишком оптимистичны в своих прогнозах, считая, что я протяну три оплаченных в игре месяца, или начали сказываться последствия того давнего случая, о котором я никому никогда не рассказывал. Да и как расскажешь, если дал такую кипу подписок о неразглашении и к тому же сам толком не знаешь, что тогда произошло?

До дембеля мне оставалось чуть больше двух месяцев, когда на нашу базу, дислоцированную волей стратегов из Генштаба в Баренцевом море, прибыла на ледоколе эта странная команда. Сгрузили шесть контейнеров с оборудованием, вокруг которых расставили караул из морпехов. Мы с ребятами тогда сразу просекли, что в карауле не лопухи-срочники, которым сопровождение обычных грузов доверяют. Даже в солдатской столовой, где они обедали за отдельным столиком, было понятно по тому, как они с подносом двигаются, что это волкодавы из спецуры. Поставили быстровозводимый ангар и неделю в нем какую-то свою экспериментальную вундервафлю собирали. Мы-то только здоровенную гиперболическую антенну увидели, которую они снаружи смонтировали и в космос нацелили.

А надо понимать, что за все электричество на объекте отвечал я. Молодой боец, которого я себе на смену готовил, только-только начал в хозяйстве осваиваться, и доверял я ему лишь сопротивление изоляции померить, да у рубильника посторожить, когда я на линии работаю, чтобы ручку никто не дернул. И вот в день эксперимента приходит ко мне капитан приезжей бригады вместе с нашим особистом. Так и так, говорит, сегодня запускать будем нашу секретную штуку, нужна такая-то мощность. Но подчеркнул, что главное не переборщить, потому что техника новейшая, и всех процессов в ней даже сами инженеры не понимают.

Я про это уже потом вспомнил, когда личный состав в укрытие спустился, и они рубильник дернули. Подумал еще, что надо было звездой обмотки подключать, а не треугольником. А больше ничего подумать не успел. Кто ж знал, что у них там генератор подкачки начнет мощу́ с трансформатора жрать, как не в себя. Короче, коротнуло где-то в цепи, и коротнуло так, что все наши кабели и отсекатели моментом поплавились и ничего не отсекли, конечно. В ангаре гудит, везде искрит, особист за кобуру хватается, капитан этот орет бегает. Говорит, если сейчас эту хрень не вырубить, то чуть ли не мировая война может начаться. Я ему – как вырубить-то? Автоматики и рубильников больше нет, вместо них оплавленный металл, если только кабель рубить. Тут командир морпехов из охраны снимает с пожарного щита топор, хватает меня за шкирку и тащит из укрытия наверх. Показывай, орет, где кабель рубить. В общем, добежали до трансформаторной будки, он и рубанул.

Чем меня тогда облучило, и какую дозу хватанул, до сих пор не знаю. Отправили самолетом в госпиталь в Калининграде, долго там обследовали, но потом обратно вернули почти под дембель. Медаль за предотвращение глобального военного конфликта, конечно, не дали. Хорошо хоть, на гауптвахте не сгноили в последние недели службы. Подписал бумажки у особиста, что ничего не видел, ничего не знаю, и ушел на гражданку. До сих пор на здоровье вроде никак не сказывалось. Может, сейчас начало́?

В одном месте остановился и вкинул свободные статы в интеллект, ровно столько, чтобы посох из инвентаря можно было в руки взять. Как оружие он мне здесь ни к чему, а вот, собственно, как посох, на который можно при ходьбе опереться, вполне пригодится. Когда окончательно стемнело, я начал периодически проваливаться в болезненное полузабытье, но продолжал упрямо шагать вперед, загребая ногами снег, который здесь лежал уже сплошным покровом. К боли в руке так привык, что перестал обращать на нее внимание, зато появилась другая напасть – начали мне мертвяки мерещится. Будто стоят по краям ущелья и пялятся на меня своими страшными бельмами. А