Невиновных нет - Яна Горшкова

А форт горел, подвергнутый недавней беспощадной бомбардировке. Мысленно Эск очень замысловато выругался на одном ныне забытом диалекте диллайнского. А потом, когда разглядел кормовые флаги атаковавших Шилу кораблей, выругался уже вслух и так, чтобы поняли все — дело принимает серьезный оборот.

— Это конфедераты. Я вижу черно-синий флаг Идбера.

— Так точно, вирт, — подтвердил Тор.

Береговая батарея тоже не осталась в долгу, изрядно потрепав корабли агрессоров. В подзорную трубу Аластар разглядел и несколько пробоин в борту корвета «Белцан», и как отчаянно работают матросы на помпах, пытаясь откачать воду из трюмов.

— Брюнетка принимает ванну[13]?

— Похоже на то, — буркнул Эск.

Первый лейтенант Валфрих Тор посмотрел на капитана выжидательно. Мол, что делать будем? Но молчал, зная прекрасно — раздумья князя прерывать нельзя. Ни словом, ни звуком. Он даже сделал за спиной специальный знак рукой, призывая команду к тишине.

Аластар же колебался. Они видел пять военных кораблей, один из которых линейный, и это только в прямой видимости. Неизвестно, сколько их пряталось по ту сторону полуострова. И по здравому размышлению, ничего хорошего ему и «Меллинтан» встреча с идберранской эскадрой не сулила. Но где-то рядом должен быть Вилдайр Эмрис…

Его сомнения решил впередсмотрящий.

— На палубе! От берега отвалила лодка. Румб позади правого траверза, — проорал он с салинга.

К ним ползло темное пятнышко, а в подзорную трубу Эск углядел лодку, идущую на веслах.

— Отдать якорь!

В клюзе злобно заскрежетал канат, а вахтенные бросились убирать паруса. Ветер тут же развернул «Меллинтан».

— Вахтенные и подвахтенные пусть остаются на местах, антэ Тор.

Маленькая плоскодонка легла в дрейф неподалеку от фрегата, и мужчина-гребец, сложив руки рупором, прокричал на синтафском:

— Это корабль графа Эска?

Другим пассажиром в лодке был то ли ребенок, то ли женщина.

— Да. Поднимитесь на борт, — ответил Аластар, отчего-то испытывая страшное волнение. Окликавший снова взялся за весла, и утлое суденышко быстро подошло к самому борту могучей «Меллинтан», стукнувшись об него с глухим звуком.

Снизу на Эска черно-синими глазами смотрела Джойана.

— Это — я! — пискнула она и вяло махнула рукой.

Аластар почувствовал, как сердце стучит у него в горле, прямо за кадыком.

Мужчина-шуриа подсадил ее к трапу, и она довольно легко для женщины забралась на палубу. Благо на ней был традиционный наряд, не подразумевающий длинной юбки и предполагающий вязаные удобные штанишки.

— Что ты здесь делаешь? — мертвым голосом спросил Эск, когда Джона со странным всхлипом бросилась к нему на шею. От нее пахло кровью, гарью, кирпичной пылью, а хватка, с которой она впилась в ткань мундира на груди Аластара, по праву могла сравниться с медвежьей.

— Конфедераты! Они стреляют! Двенадцать! Их целых двенадцать штук! Ты должен! Грэйн! Джэйфф! Эндрита! Дети! — сорванным больным голосом орала женщина и терзала маленькими ручонками китель.

На палубу огромной пуховой периной свалилась гробовая тишина. Офицеры и матросы стояли, раскрыв от изумления рты. И никакого здравого объяснения разыгрывающейся на их глазах сцене не находили.

— Им всем нужна помощь! Иначе все погибнут! Расстреляй их! У тебя же пушки!

Женщина в его объятиях дрожала, как детский флажок на ветру, но голосишко у нее был пронзительнее набатного колокола.

Двенадцать боевых кораблей! Да это же самоубийство. И убийство почти пятисот человек. И…

Короче, Аластар только раскрыл рот, чтобы скомандовать сниматься с якоря, как в его уже почти принятое решение снова вмешался впередсмотрящий:

— Эй, на палубе! Паруса на горизонте! Три румба северо-запад!

Это была эскадра Вилдайра Эмриса. Мозг Аластара просчитан ситуацию мгновенно.

— Мичман Роек! — Эск с огромным трудом оторвал от себя вырывающуюся Джону и буквально сунул ее в руки подчиненному, словно куклу. — На кокпит ее, к антэ Свону… Головой отвечаешь! И яйцами!

«Не сейчас, — сказал он себе. — Главное — победить. Любой ценой».

Джону он добавил в свои расчеты, как некий дополнительный фактор риска, вроде недостатка маневренности, чтобы в бою учитывать и не рисковать понапрасну.

«Меллинтан», на твоем борту ценный груз — мать Раммана и Идгарда, сбереги ее для меня!»

— Снова вы, эрна? — синтафец, знакомый Грэйн по первой атаке, обрадовался ролфи как родной. — А мы думали, не вернетесь уж.

— С чего вдруг? — весело спросила Грэйн и подмигнула. — Разве эрн Тэлдрин прислал сюда другого офицера? Нет уж, господа, шанс увидеть такое зрелище, — она обвела рукой холмы с воинством чори и часть побережья, куда уже причаливали первые шлюпки с вражеским десантом, — может статься, выпадает раз в жизни. Локка не одобрит, если я это пропущу. О чем мне тогда рассказывать в Чертогах?

— Хорошо вам, ролфи, — вздохнул стрелок-полукровка. — А правда, что вы можете говорить со своими богами — и они отвечают?

— Можем, — она кивнула. — А вы разве нет?

Солдат пожал плечами и сплюнул.

— Он не отвечает таким, как я. А что вы говорите им?

— Как тебя зовут, синтафец? — спросила Грэйн, глядя, как на берег выгружают пушки.

— Элвер, госпожа.

— Когда я говорю богине: «Помню о тебе, Локка», она отвечает: «Помню о тебе, Грэйн». Я помню о тебе, Элвер, — и улыбнулась.

— Я помню о тебе, госпожа Грэйн.

— Видишь, как все просто, — она вздохнула и посмотрела на знамя Бегущего Волка, каким-то чудом еще реющее над фортом. И добавила совсем тихо, не для синтафца, для себя: — Верность не умирает. Все очень просто. И твой бог тоже тебя помнит, Элвер, ведь ты же верен ему, значит, и он верен тебе. Как же иначе?

— Хорошо бы так, госпожа, — пожал плечами стрелок. — О, гляньте-ка! Не зря они редут строили. Сейчас подкатят пушки и начнется.

— Не сейчас, — покачала головой Грэйн и неожиданно для себя зевнула. — Пока еще выгрузят, да пока дотащат, да установят… Час-другой у нас есть. Я посплю, пожалуй. Не думаю, что чори не догадаются меня разбудить!

Трупы врагов уже успели спихнуть вниз со стены, а своих подняли наверх, так что ролфи нашлось место, чтоб присесть, опереться спиной о нагретый камень — и заснуть мгновенно, так сладко, словно на лужайке под яблонями в родном Кэдвене. Только там, во сне, они все-таки цвели. Вздрагивали от дальних залпов, роняли бело-розовые лепестки на сомкнутые веки Грэйн, но цвели! И нежный запах ласкал ноздри до тех пор, пока в него не вплелась струйка пороховой гари — совсем рядом, близко… Яблоневая ветка качнулась под ветром и тронула ее плечо. «Иду», — сказала она и открыла глаза, повторив уже вслух: