Белая ночь - Дмитрий Вересов

Алексей Петрович провел два дня в какой-то наивной детской надежде, что все произошедшее было только проверкой его собственной лояльности, и комитету на самом деле нет никакого дела до его сына. Все из-за этой проклятой англичанки! Чертова мисс, которая и не подозревает, поди, что знакомство с ней в этом государстве может быть приравнено к государственной измене! И чего их только сюда пускают, гражданок стран — вероятных противников?!

Шагов Командора за дверью не было слышно. И секретарша не успела предупредить о появлении незваного гостя. Стук в дверь, три ровных удара, и Марков уже знал, кто в следующий момент появится на пороге его кабинета.

Начальник первого отдела предприятия Григорий Лемехов был, как и положено — гэбистом.

Иногда по праздникам он щеголял в мундире полковника военно-воздушных сил, хотя ни для кого не было секретом, что к авиации Григорий Александрович никакого отношения не имеет.

Был он невысок, в самый раз для сотрудника невидимого фронта, и, казалось, мог легко поместиться в небольшом шкафчике. Иногда так и казалось Маркову, особенно после разговора на Литейном — что Лемехов притаился где-то в его кабинете и внимательно за ним наблюдает. Вот ведь, прожил всю жизнь, избегая по возможности общения с этими слугами народа, а на старости лет готов превратиться в параноика. И за это Кирилла нужно благодарить, кого же еще! Алексей Петрович, несмотря на волевой характер, подыскивал оправдания своему предательству. Только плохо получалось. С момента его визита в дом на Литейном прошло два дня.

— Ммм, — промурлыкав по-женски тоненько и томно. Лемехов сел без приглашения. Теперь их с Марковым разделяла только полированная светлая столешница с двумя телефонами. Гэбист потер руки. Он был похож на шахматиста, окидывающего поле битвы на клетчатой доске.

— С чем пожаловали?! — сделал первый ход Марков и, нажав на воображаемую клавишу, переключил часы на соперника.

— А как вы думаете?! — спросил в ответ боец невидимого фронта.

— Кирилл! — Алексей Петрович кивнул головой, сам себе отвечая утвердительно.

И подумал, глядя в честные глаза Лемехова это такая, видимо, особая порода людей, выводят их из коконов в темных подвалах на Литейном и сразу как созреют — по объектам.

— Кирилл, — согласился Лемехов, нацепив на мгновение маску сочувствия.

— Мне кажется, — выдохнул Марков, — мы обо всем уже говорили…

— Нет, Алексей Петрович, здесь нам без вашей помощи никак не обойтись. Вы ведь не думаете, что мы просто возьмем и изымем из общества вашего сына, как больную собачку. усыпим и зароем. Сейчас не тридцатые годы, Алексей Петрович…

— В самом деле?! — Марков нашел в себе силы криво усмехнуться.

Лемехов этого, впрочем, не заметил. Или, скорее, сделал вид, что не заметил. Все они замечают, все…

— Конечно, парень здорово заблудился. Все эти Лип Паплы, Пистолзы…

— Что?!

— Группы такие, модные в определенной среде. Но это не самое страшное, у самого, знаете, дети… А вот англичанка — это уже серьезно… Вообще, Алексей Петрович, попытались мы проследить тут биографию вашего отпрыска сызмальства, так сказать, и выудили еще несколько интересных фактов. Вот например, Евгений Невский…

— Невский?! — Марков был несколько сбит с толку неожиданным переходом и не сразу смог вспомнить о ком речь. — А, да, этот бедный мальчик, который покончил с собой… Только причем здесь-то Кирилл?!

— А почему вы говорите — «покончил с собой»?! Тела-то не нашли, Алексей Петрович, так что дело темное, очень темное… Может, он и в самом деле, того… — здесь Лемехов будто собирался провести себя пальцем по горлу, но, устыдившись бандитского жеста, вернул руку на стол. — А может быть, и нет! И сынок ваш был вроде бы с ним в близких отношениях…

— Ну, не в таких уж и близких.

— В достаточно близких, Алексей Петрович.

Он, кстати, ничего не говорил вам об этом случае?..

Марков отрицательно покачал головой.

— Кирилл никогда не обсуждал случившееся в семье.

— Вот видите, как интересно получается. Друг покончил с собой, а ваш сын об этом ни словом не обмолвился! Или он у вас статуя бесчувственная?! А может, просто знал что-то, чего не знаем мы с вами? А может быть, и жив сейчас Невский?! Тоже ведь темная лошадка был — все молчком, да молчком…

— У вас и по школам стукачи?! — неприязненно спросил Марков.

— Ну что вы, Алексей Петрович, есть ведь характеристики…

— Не понимаю, какое это имеет отношение к нынешней ситуации?!

— Да ведь все складывается вместе в одну неприглядную картину, Алексей Петрович. Это поведение, несовместимое с моральным обликом советского гражданина, связь с гражданкой капиталистической страны и, в нагрузочку — весьма подозрительная история в прошлом. Целый ряд тревожных симптомов, Алексей Петрович, на которые вы должны были бы и сами обратить внимание. Тогда все было бы по-другому.

Но, думаю, ничего трагического в создавшейся ситуации нет. Все излечимо, Алексей Петрович…

— Что вы хотите сказать?! — Марков устало посмотрел на собеседника. Вспомнился почемуто его мундирчик, такой же фальшивый, как и его сочувствие. Сучий сын.

— А я уже все сказал. — улыбнулся Лемехов. Все излечимо. Советская медицина, как известно — лучшая в мире, к тому же, бесплатная…

Так, может быть, полечим немного Кирилла.

Пока не поздно?!

Отцовского звонка он ждал.

Дело в том, что сначала приехал Иволгин. У него была самая банальная, глуповато-приторная физиономия жениха. О чем бы он ни говорил, дурацкая улыбка то и дело выплывала из-под его усов.

— Кира, я не мог отказать Алексею Петровичу. Он сказал, что тебя разыскивает военкомат.

Надо принимать срочные меры.

Он еще сказал, что может тебе в этом помочь. Я, конечно, дал ему твой телефон. Ведь это не предательство?

— Конечно, нет. Наоборот, спасибо тебе.

Нельзя же до двадцати семи лет прятаться. Отец должен мне помочь.

— В общем-то, это все. Скоро подаем заявления. Ты не знаешь, со справкой о беременности сразу расписывают?

— Думаю, что сразу.

— И еще. Англичанка может быть на советской свадьбе свидетельницей?..

У каждого, наверное, наступают такие минуты в жизни, когда обязательно надо поговорить с отцом. Сесть на кухне, в трусах и майках.

Сначала будет говорить сын, потом отец, затем они будут спорить, еще попозже соглашаться.

В общем-то, тут советы никакие не нужны, опыт поколений — полная ерунда. Тут что-то замешано на крови, нечто такое растворено в человеческой душе. Время от времени оно садится на дно, выпадает в осадок. Вот тогда-то и нужно разговаривать, взбалтывать нечто, поднимать его со дна души.