Дикая магия - Энгус Уэллс

— Ты самый могущественный колдун. Только тебе под силу стряхнуть с себя их колдовские чары.

— Истинно. Уже сейчас раздаются голоса в пользу моего освобождения. Только полные идиоты противятся этому.

— Но если все-таки они возобладают?

— Я уже об этом позаботился, женщина. Ксеноменус захочет, чтобы я доставил ему голову Сафомана, а для этого надо пробить брешь в колдовской стене вокруг Файна. А это могу сделать только я. И когда я это сделаю, ты думаешь, я не подумал о своем будущем? В Файне я оставил такие заклятия, кои разрежут мои путы, словно растаявшее масло. А тогда я все улажу, я разберусь с ними, и мне останется только дожидаться, когда ты найдешь «Заветную книгу». На сегодня все, они подходят. Я не хочу, чтобы меня подозревали. Воспользуйся зеркалом, когда сможешь. А пока занимайся моим делом.

— Хорошо, господин. Прощай.

Водоворот цветов, запах миндаля — и зеркало вновь превратилось в кусок стекла. Ценнайра протяжно и осторожно выдохнула, глядя на свое отражение в нем. Только сейчас она поняла всю глубину своего страха. Спрятав зеркало в мешочек и передав его Кате, она почувствовала сильное облегчение. Только после этого она обернулась, на лбу у нее поблескивал пот. Каландрилл сделал шаг к ней, когда Очен еще только произносил заклятия, вновь сделавшие их видимыми. Он взял ее за руки, они дрожали. Пальцы ее сжались вокруг его ладоней, и он улыбнулся, пытаясь успокоить ее. Она была сильно взволнована.

— Я все правильно сделала? — срывающимся голосом спросила Ценнайра.

— Великолепно, — похвалил Очен. — Я многое узнал. Аномиус намного сильнее, чем я предполагал. С ним надо быть очень осторожным.

— И это ты называешь «великолепно»? — В голосе Брахта опять зазвучало подозрение. — Если я правильно слышал, Аномиус может разбить свои оковы и перебраться сюда при помощи зеркала. Это ты называешь «великолепно»?

— Великолепно то, что мы хорошо знаем врага, — парировал Очен.

— Объяснись, — попросила Катя.

— Теперь мы знаем, насколько он силен, — пояснил Очен. — Мы знаем, где он находится, а также то, что он не будет вмешиваться до тех пор, пока не удостоверится, что «Заветная книга» у Ценнайры. Так что на время мы можем о нем забыть. Мы свяжемся с ним вновь из Памур-тенга, но пока можно не опасаться, что он здесь появится.

— Загадки, — хмыкнул Брахт.

Вазирь усмехнулся, и древнее лицо его сморщилось больше обычного.

— Аномиус ничего не подозревает, — сказал он. — Вы разве не слышали? При помощи этого зеркала и Ценнайры мы можем держать его на расстоянии. Уже поздно, мы отправляемся на рассвете, я предлагаю спать.

Керниец и Катя кивнули, Каландрилл пошел было за ними, но Ценнайра схватила его за руку с мольбой во взгляде.

— Ты не останешься ненадолго? — тихо попросила она. — Я бы хотела немного побыть с тобой, если тебе, конечно, не противна моя компания.

С мгновение он колебался, смутившись. Катя была уже в коридоре, но Брахт задержался со странным выражением на лице, затем пожал плечами и тоже вышел. Очен заговорщически улыбнулся и осторожно прикрыл за собой дверь, решив все за Каландрилла.

— Если ты просишь… — ответил Каландрилл.

Ценнайра сказала:

— Прошу.

Одинокая лампа в желтом стекле освещала покои; в узкое окно заглядывали звезды, придавая комнате интимный полумрак, усиленный почти полным отсутствием мебели. Здесь были только кровать, на которой сидела Ценнайра, и складной стул. Каландрилл хотел сесть на него, но кандийка еще держала его за руку, а ему очень не хотелось разрывать эту связь, и он сел рядом на кровать. Каландрилл не мог не заметить, что на ней могут запросто улечься двое. Он вдыхал запах волос и кожи Ценнайры и вдруг неожиданно для себя почувствовал близость ее тела. Во рту у него пересохло. Он облизал губы, глядя на ее руку в своих ладонях. Рука у нее была маленькая, точеная, а кожа гладкая и теплая. Не верилось, что эта изящная ручка обладает столь неимоверной силой.

При скудном освещении кожа Ценнайры казалась очень смуглой; красные и серебряные искорки вспыхивали у нее в волосах, вместо глаз плескались огромные озера, губы ярко алели. Каландриллу не хватало воздуха. Мужское основополагающее начало заставляло его приблизиться к ней, обнять и прижать к себе. Он был почти уверен, что она не воспротивится и даже будет этому рада. Но та его часть его, что еще жила по объективным законам логики, не позволяла ему забыть, кто она на самом деле. Он увидел, как бьется тонкая жилка под кожей у нее на шее, и представил, какое будет наслаждение прижаться к ней губами, почувствовать вкус ее плоти. Но холодный ум безжалостно напомнил ему, что в груди у нее бьется не обычное сердце. Каландрилл на мгновение закрыл глаза и откашлялся.

— Ты хотела поговорить со мной, — глухо проговорил он.

Ценнайра кивнула, глядя на него из-под длинных ресниц. На мгновенье в глазах ее промелькнуло разочарование. Она не желала, чтобы Каландрилл решил, будто она соблазняет его по указке Аномиуса. Он ведь может и забыть о словах бога и посчитать, что именно этого она и добивается. Но, Бураш, как же ей хочется прижаться к нему, оказаться в его объятиях! Ценнайра едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к лицу юноши и не прижаться к нему губами, чтобы не увлечь его за собой на кровать. Лишь боязнь того, что он отстранится от нее, что в глазах его она увидит презрение, останавливала ее.

— Я опасалась, что Аномиус разоблачит меня, — пробормотала она, не в силах сдержать трепет, объявший ее при этой мысли. — Я боялась, что он разгадает меня и уничтожит. И мне все еще страшно одной. Побудь со мной немного.

— Конечно, — кивнул Каландрилл. — Только тебе нечего бояться, он ничего не заподозрил. Ты прекрасно сыграла свою роль.

Ценнайра слабо улыбнулась и сказала:

— Но все же Аномиус обладает властью надо мной. — Она не захотела говорить «над моим сердцем», чтобы не причинять ему лишнюю боль.

— Ты говоришь о сердце, кое держит он в заколдованной шкатулке? Да, это ужасно, но…

Каландрилл замолчал, нахмурившись. Мысли, впервые посетившие его, когда она рассказывала о тайне своего сотворения, о силе Аномиуса, о зеркале, о своих похождениях, приобрели более четкие очертания.

Ценнайра смотрела на него с едва скрываемой тоской. Это воистину любовь, если ей доставляет такое удовольствие просто сидеть рядом с ним и наслаждаться игрой света в его выцветших волосах. Желание тоже присутствовало, но оно было совсем иного свойства, чем ранее, оно было одновременно и мягким, и пылким. Ценнайра нуждалась в его одобрении, во взаимности, в таком же желании с его стороны. Она не шевелилась, она просто ждала, довольствуясь тем, что он держит ее за руку и не гонит прочь.

Медленно, осторожно Каландрилл проговорил:

— Я думал об этом. Ответ, возможно, в зеркале.