Последний человек на Луне - Юджин Сернан

55-часовой обратный путь прошел без каких-либо проблем и потребовал лишь одной маленькой коррекции. Мы с победой возвращались домой в понедельник, набрав такую скорость, что был риск отскока корабля от атмосферы вместо погружения в нее. У нас оставался запас топлива, когда мы покидали Луну, и оно сгорело в двигателе SPS, разогнав нас на подходе к Земле до более чем 40 000 км/час и сделав тремя самыми быстрыми людьми в истории.

Наш коридор входа в атмосферу был очень узким, всего плюс-минус полградуса, это всё равно что ударить по мячу для гольфа в Море Спокойствия и попасть в лунку на пляже Пеббл-Бич в Монтерее. Нам приходилось верить, что парни с логарифмическими линейками справятся с этой задачей, потому что если на тренажере всегда есть второй шанс, то в полете мы не могли сыграть эту часть заново. Всё или ничего!

После того, как был отделен служебный модуль, обнажив теплозащитный экран, мы повернулись к атмосфере тыльной стороной командного модуля и начали спуск с американских горок. Бедные Том и Джон были поглощены своими инструментами, а вот я, пилот лунного модуля, уже лишенный его и потому не имеющий обязанностей, чудом оказался в лучшем зрительском кресле.

После восьми дней невесомости сила тяжести приветствовала нас на входе в привычный мир, и перегрузки быстро росли, пока мы пробивались через тяжелый воздух. Половина g… один g… два g… четыре… шесть… семь…

Вокруг нас образовался огненный шар, и я размышлял, станет ли он таким же красивым, как тот зелено-сине-красный, который я видел на «Джемини». Но я не мог угадать, какое зрелище развернется перед моими глазами. Иная форма возвращаемого аппарата и огромная скорость очень сильно изменили формулу, и вокруг нас заскользил, как перчатка, шар белого и фиолетового пламени. Сила его нарастала, и пламя начало относить назад, как полы платья невесты, оно протянулось на сто метров, а затем на тысячу, а потом на многие мили, и все это время нас зверски мотало внутри корабля. Белые мерцающие сполохи жевали внешнюю поверхность «Чарли Брауна». Потом среди этого хвоста огня сформировался небольшой горящий шар, маленькое золотистое солнышко, и замер в хрупком равновесии в бушующей реке, которая сияла позади поджариваемого корабля, а он несся внутри пурпурного щита чистого пламени. Из всех углов в южной части Тихого океана мы были видны как яркая падающая звезда, вспыхнувшая на небе.

Мы выбрались из этого огня на высоте примерно 30 км над Тихим океаном, подкрашенным первыми апельсиновыми лучами зари, так что видно было еще плохо. Вытяжные парашюты вышли, чтобы замедлить наше падение, когда мы миновали отметку 7300 метров, а основные раскрылись на трех тысячах – три больших гриба-дождевика, наполненных воздухом, нежно опустили нас в почти спокойное море где-то в 650 км восточнее Паго-Паго в Американском Самоа. Первый вертолет, прилетевший с «Принстона», имел на борту надпись: «Приветствую, «Чарли Браун»». «Аполлон-10» находился в полете 8 суток 3 минуты и 23 секунды.

Многие спрашивали меня за прошедшие годы, был ли я разочарован тем, что «Аполлон-10» не совершил первую посадку на Луну. Как мы могли подойти так близко и не сделать последнего шага?

Хотел ли я попытаться сесть? Конечно, хотел бы. Однако мы все верили в важность нашего задания, потому что знали, что «Аполлону-11» потребуется каждая крупинка информации, которую мы можем собрать, чтобы успешно выполнить свою задачу. Мы знали, как сесть на Луну, но не обладали необходимой техникой – «Снупи» был чересчур тяжелым, и перед нашим полетом оставалось еще слишком много неизвестного о посадке на Луну.

И как я мог быть разочарован, улетев на ракете «Сатурн V», самой мощной из когда-либо построенных, на орбиту и затем на расстояние в 400 000 км от Земли, увидев невероятные картины, зависнув на три дня у Луны, спустившись на 14 км над ее поверхностью, вернувшись на родную планету и проделав великолепный огненный вход в атмосферу на высокой скорости, чтобы приводниться в Тихом океане?

И кроме того, у меня была мечта – я собирался вернуться туда.

На борту вертолета мы переоделись в чистые, белые как пудра костюмы NASA и получили бейсбольные кепочки с золотым рисунком, чтобы выйти на палубу в лучшем виде – чисто выбритые и опрятно одетые астронавты с рекламного плаката, которых не стыдно предъявить телекамерам. Сказать честно, мы больше недели не были в душе и все еще оставались в том же нижнем белье, а потому благоухали весьма и весьма. Экипаж авианосца устроил нам оглушительный прием, а мы уверенно махали встречающим, спускаясь по красно-синей ковровой дорожке к огромному торту в нашу честь. После восьми дней в невесомости нас так шатало, что каждый шаг по качающейся палубе был небольшим приключением.

Теперь, когда полет закончился, я мог разделить восхищение нашей экспедицией, которое испытывали люди во всем мире. Радостные крики экипажа «Принстона» были воодушевляющей наградой за то, что мы взяли их с собой благодаря телевизионной камере на корабле. Первые экипажи, вернувшиеся с Луны, немедленно помещались в карантин, и мне было их очень жаль, потому что из-за этого они пропускали одну из главных составляющих полета – они не могли увидеть лица и почувствовать эмоции людей, которые наблюдали, как они ходили по Луне.

Мы оставались на «Принстоне» всего четыре часа и за это время получили по телефону поздравление от президента Никсона, который пригласил нас на торжество в Белый дом. Мы первыми отправились к Луне при нем, полет можно было рассматривать как знак того, что его президентство пройдет хорошо, и Никсон намеревался извлечь из космической программы как можно больше популярности. Как оказалось, она ему пригодилась.

После того, как я в первый раз за неделю поел горячей пищи (яичница-глазунья и филе-миньон), мы перелетели в Паго-Паго – это еще примерно час на вертолете – где нас встречали, размахивая флагами, примерно 5000 человек. Я убедился, что восхищение не ограничивается военными, но захватило и гражданских. Внешний мир пребывал в экстазе. До меня начало доходить, что путешествие «Аполлона-10» было действительно очень важным для всех этих людей.

Барбара посетила службу на авиабазе Эдвардс, а потом приехала в ЦУП вместе с Барбарой Янг. Обе они, как и Фей Стаффорд, в течение всего долгого полета работали заботливыми и смелыми Миссис Астронавт. Теперь моя жена знала, чего ожидать от прессы и что СМИ хотят от нее. Барбара чувствовала себя как актриса, вышедшая на сцену в главной роли, и умела произнести свои слова с грацией и вкусом.

В течение всего полета она высоко держала знамя, и пресса просто влюбилась в нее и в Трейси. Наша дочь, носящаяся кругом в забрызганных ковбойских сапогах и в шортах, поведала репортерам, что у нее в детском саду есть целый рой шмелей.

Подруга посоветовала Барбаре подшутить над прессой, которая, несомненно, напишет всё, что услышит от нее, и она решилась на поэтическую выходку. «На самом деле Халиль Джебран сказал об этом лучше всех, – произнесла она и выдала цитату: – «И когда ты достиг вершины, ты должен начать подъем. Ибо в этот день ты узнаешь тайную цель во всём». Нет, такой цитаты от жены астронавта они не ожидали. Где же здесь про «гордость» и «счастье»? Она едва сдерживала смех, глядя на вытянувшиеся лица репортеров. И какой вообще Халиль Джебран? В конце концов Барбара дала им то, чего они хотели, чего хотела страна. «Да, я горда настолько, что не нахожу слов, – сказала она. – Это было фантастическое путешествие».