Роковая награда - Игорь Пресняков

– Ну конечно, Андрюша, – усмехнулась Надежда и подошла ближе. – Загорелись мы с тобой, так и что же нас осуждать? – Она погладила Андрея по голове. – Мне было хорошо с тобой. Об одном прошу: не говори никому о… – Надежда замялась и покраснела.

– Не беспокойся, Надя, – заверил Рябинин.

Виракова нашла его глаза:

– Очень ее любишь, Андрюша?

Глядя в голубые глаза Надежды, он вспомнил ее горячие губы и упругое тело, но тут же стремительно отмахнулся от напасти и твердо ответил:

– Да, люблю. – Андрею было немного жаль ее.

Виракова кивнула и пошла к двери.

– Мне уж пора, – сказала она, останавливаясь на пороге. – Не забудь, завтра вечером – генеральная репетиция культпохода!

Андрей подошел попрощаться.

– Мы все же останемся друзьями, правда? – робко спросила Надежда и непринужденно улыбнулась.

– Ну конечно, Надя! – легко согласился Рябинин.

– Тогда до завтра, Андрей Николаич.

Пригородный поезд отправлялся в восемь утра. Участники культпохода собрались на перроне к семи. Последним явился Меллер. Два дюжих носильщика тащили его реквизит – проектор, штативы и коробки с пленкой. Наум был зелен лицом – впервые за последние годы ему пришлось подняться в такую рань. Он даже не обратил внимания на Виракову, крутившуюся вокруг него. Прибежал Самыгин с билетами и распоряжениями. Секретарь ячейки назидательно пояснил, что «бойцы культпохода» поедут вместе, в одном вагоне, что выходить на станциях, горлопанить и пить водку строго воспрещается и, главное, надлежит внимательно приглядывать за «культинвентарем», а особенно за реквизитом товарища Меллера. При упоминании его имени Наум встрепенулся, важно кивнул, и его взгляд вновь остекленел.

Подали пригородный поезд из пяти веселых вагончиков. Спереди к паровозу была прицеплена открытая платформа, плотно уложенная вдоль бортов мешками с песком. Из-за мешочного бруствера торчало дуло «максима», у которого покуривали двое красноармейцев.

– Почему при составе вооруженная охрана? – удивленно спросил Самыгина Андрей.

– Тружеников села опасаются, – хмыкнул секретарь. – Еще прошлой осенью были выступления крестьян против власти.

– Здесь, в центре России? – не поверил Андрей.

– Да в нашей же губернии! С деревней – держи ухо востро, чуть что не так – враз за топоры хватаются.

Кондукторы проверили билеты, и поезд тут же наполнился дачниками и немногими, очевидно, ночевавшими в городе, крестьянами. Участники культпохода заняли три «плацкарты» и принялись глазеть в окна.

– Доедем до станции Гороховка, там нас встретит уездная комса с подводами, – объяснил Самыгин.

Андрей достал вчерашние «Губернские новости» и углубился в чтение. Меллер надвинул на глаза кепи и, сжавшись, как промерзший воробей, приготовился «добирать сна». Поезд тронулся, постукивая на стыках в такт бойким разговорам о погоде, посевах, ловле рыбы и ценах на базаре.

После часовой езды с бесконечными остановками «пригородный» достиг Гороховки. Культпоходовцы вывалились на дощатый перрон и принялись высматривать встречающих.

Подошел парень лет семнадцати в холщовой рубахе и спросил Самыгина. Секретарь представился и получил приглашение всей делегации пройти к подводам, которые ждали комсомольцев «Ленинца» за бревенчатым зданием станции.

Распределив инвентарь и людей по трем повозкам, Самыгин прыгнул в первую и приказал трогаться. Покатили бескрайними зелеными полями. Солнце палило нещадно, словно в июле. Прислонившись к высокому борту телеги, Андрей вдыхал запах соломенной подстилки и, щурясь от света, любовался красотами. Немного освеженный сном Меллер, восседавший рядом, крутил головой по сторонам, выискивая нечто особо примечательное. Такового, впрочем, не нашлось, и Меллер заскучал. Комсомольцы протяжно затянули русскую песню, содержание которой в некоторой степени помогало им легче переносить зной и жару:

Степь да степь кругом,

Путь далек лежит,

В той степи глухой

Замерзал ямщик…

Верст через семь показались строения, и дорога уперлась в полосатый шлагбаум. Вдоль раскрашенной оглобли прохаживался старичок в соломенной шляпе и с «берданкой» за плечом. От обилия солнца его глаза превратились в щелки.

– Куды путь держите? – хватая переднюю лошадь под уздцы, справился старик.

– К вам, дедушка, в Вознесенское, – радушно объяснил Самыгин. – Это ведь Вознесенское?

– Оно самое, сынок. А на кой приехали? – престарелый страж стряхнул с плеча винтовку.

– Мы – бойцы культпохода, прибыли нести культуру в ваши массы, – разъяснил Самыгин.

– Слыхали. Проезжайти, – кивнул старичок и поднял шлагбаум. – Сельсовет на площади.

– Гляди-ка, своя охрана, порядки! – подивился «хоровик» Шитиков.

– Ага, в селе собственная милиция с семнадцатого года. Самооборона, так сказать, – усмехнулся возница.

Путь лежал по широкой улице, не только чистой, но и носившей следы регулярной уборки. Избы были большей частью свежепостроенными, с обилием традиционной резьбы.

– Богато живут, эких домищ нарубили! – завистливо покачал головой Шитиков.

– Обустроились, – кивнул возница. – Лесу-то в округе навалом. Года три назад страшно было глянуть – сплошные головешки. При последнем-то бунте, в двадцать первом годе, их чекисты здорово усмирили!

– И улица весьма опрятная, – подхватил Самыгин.

– Так это главная улица, – пояснил возница, – у них еще две есть, поменьше.

Доехали до площади с каменным собором, школой, двумя краснокирпичными магазинами и прилавками для заезжих коробейников. Площадь была пуста – либо оттого, что люди пребывали в поле, либо просто от жары. Слева на доме с высоким крыльцом развевалось красное полотнище, а немного пониже на выбеленной доске значилось:

СЕЛЬСКИЙ СОВЕТ

Самыгин скомандовал высадку и, спрыгнув на землю, пошел к сельсовету. Андрей последовал за ним.

В прохладной комнате, за конторским столом они застали пожилого крестьянина и городского вида молодца.

– А-а, комсомольцы! – с улыбкой поднялся из-за стола «городской» и, протянув руку, отрекомендовался. – Рыжиков, Иван Гаврилыч, председатель Совета. Ждем вашего концерту всем обществом. Места для постоя уже приготовлены, сейчас разместим.

Андрей придержал Рыжикова за локоть:

– Нельзя ли, Иван Гаврилович, разместить меня и товарища Меллера у Прокопия Лапшинова? У меня к нему дело.

– Попытаемся, – пожал плечами предсельсовета, – хотя Прокопий Степаныч – мужик у нас ерепенистый.

* * *

Договорившись встретиться у «народного дома» через час и получив провожатых из местной детворы, комсомольцы направились по квартирам.