Рождение Темного - Виталий Горелкин

Снулья следила за странным рабом все утро. Если все слышанное ранее об этом человеке правда, то гнома впервые в жизни вытянула счастливый билет. Когда ей дали задание постирать и починить его одежду, она так долго разглядывала странную застежку на штанах незнакомца, что даже забыла отдать тряпки прачке и сама взялась за дело. Девушка долго не могла понять, как работает этот механизм, пока не догадалась выправить пару зубчиков. Застежка ее очаровала своей простотой и удобством. Ни о чем подобном она и ее мать, работающая портнихой вот уже более пятидесяти лет, даже и не слышали. Гнома попыталась было узнать что-нибудь о владельце застежки, но наткнулась на стену молчания. Снулью, которая привыкла благодаря своей миловидной внешности всегда получать от мужчин желаемое, это разозлило, и она решила, что, пока не узнает все о человеке, никому не расскажет о своей находке. Один раз ей удалось издали увидеть неуклюже передвигающегося чужака, однако ближе ее снова не подпустили. Гнома возмутилась и направилась к наместнику, чтобы сообщить ему все, что она думает об этой секретности. Как будто в доме никто не знает, что больного человека привез с собой Давин. Хотя когда девушка попыталась поговорить с ним лично, тот сделал вид, будто впервые слышит об этом. «Подумаешь, – фыркнула тогда гнома, как только Давин скрылся за углом, – сам всего-навсего торговец, а гонору – как у старейшины!»

Самого главы клана в тот час на месте не оказалось, и Снулья все накопившиеся эмоции вылила вечером на своего ухажера Дори. Гном, работающий помощником главного конюшего, выслушал все молча. Девушка даже сначала подумала, что ее друг не понял принципа работы удивительного замка для одежды, и стала подробно рассказывать о преимуществах куртки, застегивающейся на зубы стажки[8]. Так она назвала новинку. Когда портниха стала все объяснять по третьему кругу, гном ее остановил и задал вопрос, после которого у Снульи пропало желание добиваться справедливости. Дори тогда успокоил девушку и пообещал все узнать о чужаке. Следующие ночи она сладко засыпала и, плотно укутавшись в одеяло, мечтала о скорой славе и богатстве. Гнома, вспоминая слова будущего мужа (общая тайна сблизила молодых гномов лучше любого ухаживания), с нежностью думала о его деловой хватке. Ей бы самой ни за что не пришло в голову задаться вопросом – а сможет ли она сама сделать такую необычную одежду и как дорого ее можно будет продать?

Информация, которую принес через пару дней довольный гном, порадовала Снулью. Чужак со смешным прозвищем Вовен потерял память. Это было хорошо, но если она к нему вернется, то предприимчивым гномам придется несладко – присвоить себе чужое открытие было одним из самых серьезных преступлений в обществе друмов.

И вот теперь гнома сидела и наблюдала за человеком, пытаясь понять, вспомнил он уже свое прошлое или нет. Девушка сжимала от волнения кулачки, обдумывая свои планы. Если чужак точно будет молчать, то она выдаст его застежку за свое изобретение и разбогатеет, а если вспомнит и предъявит свои права на изобретение… Снулья невольно поежилась, представив, какой будет позор, если все узнают, что она украла идею у раба. Дори уже втайне заказал у разных кузнецов пробную партию зубчиков и замочков, а мать вместе со старшей сестрой подготавливали узкие полоски кожи, вырезанные точно под размер штанов и курток, давно подготовленных для продажи на ежегодной ярмарке.

На больного Вовен не был похож, раб легко орудовал тяжелым черпаком, не выказывая на протяжении нескольких часов ни малейшего признака усталости. Он пару раз, безусловно привлеченный красотой девушки, оборачивался назад, но Снулья делала вид, что чрезвычайно увлечена своим рукоделием и грязный раб ее ни капельки не интересует.

Неожиданно гнома, которая действительно была хорошей портнихой, увлеклась своей вышивкой и перестала смотреть в тупичок. Ее мучительные раздумья о том, какого цвета нитки ей нужны для узора, прервались громким шумом. Это вскрикнул испачкавшийся в нечистотах раб. Снулья уже хотела вернуться к своему занятию, как внутри у нее все оборвалось от страха. Она, задержав от волнения дыхание, смотрела, как Вовен в одиночку передвигает огромную бочку, что под силу далеко не каждому гному, и в ее красивой головке испуганной птичкой билась одна мысль – чужак ругался на своем родном языке. Он все вспомнил!

Вечером, во время еды, ко мне подошел Альком. Я весь напрягся, гадая про себя, что нужно этому ублюдку.

– Извини, что так вышло в первый день, – сильно коверкая язык друмов, обратился он ко мне. – Я не знал, что ты не знаешь людского. Сорвался тогда.

Видя, что я не спешу ему верить, он пояснил:

– Мне незачем увеличивать свой срок, избивая тебя. Аркин об этом четко сказал. Я даже специально поставил тебя на чистку ям, за это гномы списывают с долга больше, чем на других работах. Надеюсь, твоя религия это не запрещает?

Я не верил словам надсмотрщика, так как прекрасно помнил события первой ночи в бараке. Он что, так идет на мировую или надеется, что поверю в его ложь и ослаблю внимание?

– Ах да, ты же все равно ничего не помнишь. Хочешь, научу языку людей? – Он приподнял руки на уровень плеч ладонями вверх, за его спиной моментально стихли рабы, внимательно наблюдая за нами. – Ну что, мир?

Быстро же здесь слухи распространяются. Я решил ему подыграть и кивнул. Он хлопнул меня по плечам и, чрезвычайно довольный, обернулся назад.

– Что притихли, а ну быстро доели и пошли спать. – Специально, чтобы мне было понятно, он рявкнул это на языке гномов.

Невольники быстро дохлебали баланду и небольшими стайками утекли в барак. Альком, с презрением смотря на уставших людей, проронил сквозь зубы какое-то ругательство и продолжил наш разговор:

– У Малика сестра объявилась и погасила его долг, так что он скоро будет свободен. Пойдешь ко мне в помощники? – Такой переход сильно удивил меня. Неужели его жажда мести отступила или он наконец сообразил, что, убив меня, станет главным подозреваемым? – Это только с виду кажется, что они все такие покорные. Один я везде не поспею, мне нужны еще глаза и руки. Парень ты крепкий, если что, сможешь поставить зарвавшегося лентяя на место. Только вот давай без серьезных травм, тем более без убийств, а то гномы повесят на тебя не только весь долг жертвы, но и виру для магистрата, из которого их взяли. Жизни может не хватить, чтобы все отработать. Об оплате не волнуйся, она будет почти вдвое выше.

Вот это новость. Значит, если бы я убил его, то мой долг увеличился бы? Причем на круглую сумму, так как убийство – всегда одно из самых сурово караемых преступлений. Надсмотрщик замер, и я вспомнил полные ненависти взгляды рабов, бросаемые из-под бровей вслед Алькому. Действительно, когда твои действия ограниченны, одному против четырех десятков долго не выстоять. В его внезапное миролюбие я не верил, а вот боязнь потерять место было более правдоподобным объяснением.

– Хорошо. – Я с трудом выговорил слово. Речевой практики у меня практически не было, и язык во рту по-прежнему заплетался.