Пять минут жизни - Эмма Скотт

Мои плечи поникли, живот сжался.

«Ты не можешь плакать. Никогда…»

Я шла быстро, опустив голову, чтобы скрыть от прохожих заплаканные глаза. Без плана или направления я свернула на одну случайную улицу, затем на другую. Теперь они все выглядели одинаково. Магия ушла из города.

Я снова и снова оглядывалась через плечо, надеясь, что Джимми не последует за мной. Молясь, чтобы он меня догнал.

Я осела у стены, боль затопила меня, я едва могла видеть или дышать. Я плакала навзрыд, пока не заболел живот.

Проходящая мимо женщина положила руку мне на плечо.

– Тяжелый день, дорогая?

Я кивнула и заставила себя улыбнуться, желая упасть в ее объятия.

– Все будет хорошо, спасибо.

Она похлопала меня по плечу и пошла дальше. Я вытерла глаза и глубоко дышала, пока узел в животе не ослаб.

– Что мне теперь делать?

«Возвращайся к Джимми».

Я бежала от ужаса, не зная, что делать, прочь от кошмарной реальности, теперь, когда Джимми знал правду. Все казалось нереальным, пока он не знал. Мое сердце ныло от разлуки, но он заставил бы меня вернуться в «Голубой хребет». Он ведь обещал сберечь меня. Это было написано на моей коже.

«Я не могу вернуться».

Мое сердце заныло при мысли вернуться в эту безвоздушную, бескрайнюю пустыню размером с вечность. Но смерть – настоящая или смерть от амнезии – ждала меня, и я должна была выбрать одну из них.

«Еще нет».

Я забрела в Центральный парк и села на скамейку.

Я сидела несколько часов, вспоминая. Я вспомнила всю свою жизнь. Насколько могла, вплоть до аварии, когда из темноты внезапно всплыло воспоминание о кошмарных двух годах в «Голубом хребте».

Как я могла вернуться?

Несколько раз я пыталась собраться с силами, чтобы встать и посмотреть еще один маленький кусочек Нью-Йорка, но сидела на этой скамейке, пока утро не сменилось днем. Мой живот заурчал. Мой мочевой пузырь жаловался.

Я нашла «Старбакс» и купила пончик. Я выбросила его после трех укусов. Сходила в туалет, а затем бродила как лунатик. Чистая радость и счастье с Джимми были мимолетной мечтой, а моя жизнь в амнезии – беспощадной реальностью.

Я бродила, пока не подняла глаза, чтобы увидеть монолит, который возвышался надо мной. Какой-то внутренний компас привел меня к Эмпайр-стейт-билдинг в сумерках. Золотой солнечный свет превращался в янтарный. Небо было таким голубым, что казалось, будто надо мной растянулся кусок цветной бумаги.

Я вошла в прохладный вестибюль и оплатила вход на смотровую площадку. Вместе с горсткой туристов зашла в лифт, который поднялся прямо на восемьдесят шестой этаж, отчего у всех заложило уши. Двери открылись. Город лежал подо мной.

Волна горя нахлынула на меня. Предполагалось, что эта точка станет кульминацией моей мечты, но с каждым вздохом она превращалась в пепел. С каждым ударом моего сердца. Отсчитывая секунды до избранного мной забвения.

Я хваталась за перила, когда вышла на смотровую площадку. По периметру она была ограждена металлической сеткой с грозными изогнутыми когтями по верху, чтобы люди не взбирались на нее. Или не прыгали вниз.

Я прижалась лицом к решетке и уставилась на Манхэттен. Здесь, на высоте, было прохладнее. Слезы навернулись мне на глаза. Тут было слишком холодно, чтобы провести эти последние тихие минуты неподвижно. Мне приходилось двигаться.

Я обошла периметр смотровой площадки, обнимая себя.

Завернула за угол, и Джимми был там.

Он стоял, сунув руки в карманы куртки, прислонившись к перилам и смотря куда-то в сторону. Грубая красота на фоне горизонта, глаза в тени, а темная щетина покрывает подбородок. Странное тепло охватило меня, и мне потребовалась секунда, чтобы понять: я счастлива. Рада. Из-за него.

Я подняла пальцы, словно ловя кадр, и, когда Джим оглянулся, я нажала на воображаемую кнопку.

Затем опустила руки.

– Привет.

Он встал прямо, вытащил руки из карманов, когда я пересекла расстояние между нами.

– Что ты сейчас делала? – спросил Джимми.

– В «Офисе» Пэм сказала Джиму фотографировать лучшие моменты. – Мой голос сломался. – Потому что все проходит так быстро.

Без слов Джим обнял меня своими сильными руками. Поцеловал в лоб, затем прижал свою щеку к моей, пока я обеими руками держалась за лацканы его куртки, уткнувшись в его шею, в безопасности, в теплой темноте.

– Как давно ты здесь?

– Весь день, – сказал он хрипло.

– Ты ждал меня здесь целый день?

– Я знал, что ты придешь.

Он поцеловал мой висок, мою щеку и мои губы, прежде чем отодвинуться. В его карих глазах стояли слезы. Он полез в карман и вытащил пузырек с таблетками.

– Это твое, – сказал Джим, вкладывая его мне в руку.

Я уставилась на лекарство, затем на него.

– Ты не остановишь меня?

Он покачал головой, хотя казалось, что это стоило ему всего.

– Это твой выбор.

Я улыбнулась сквозь слезы.

– Не самый лучший, да?

– Чертовски худший.

У меня потекли слезы.

– Я так благодарна за то время, которое у нас было. Когда я увидела тебя здесь, как ты стоишь и ждешь… Меня поразило, как я счастлива с тобой.

– Я тоже, Тея, – сказал он. – Лучшее время.

Я взяла его за руку и вложила пузырек ему в ладонь.

– Я не сдамся.

Джим издал глубокий звук и притянул меня в свои объятия. Его вздох облегчения пронесся над моей головой, а затем превратился в рваный выдох.

– Я ненавижу это, – сказал он приглушенно. – Ненавижу, как радуюсь, что ты вернешься в этот ад. – Он крепко прижал меня к себе, целуя в лоб, затем его руки скользнули по моим щекам и обхватили лицо. Слезы сияли в глазах Джима, но он их сдерживал. – Ты такая смелая, – прошептал он. – До хрена смелая.

– Мне страшно.

– Я знаю. Я буду с тобой каждый день. Каждый день, Тея.

Я покачала головой.

– Я не могу думать об этом прямо сейчас. Еще нет. Я принимала лекарство этим утром. У нас все еще есть по крайней мере сегодняшний вечер. Подари мне его, прежде…

«Прежде чем я снова уйду».

Он кивнул, его пальцы смахивали слезы, которые текли по моим щекам.

– Что ты хочешь делать? Любое желание. Только назови.

– Я хочу посмотреть закат здесь. Я хочу есть итальянскую еду в темном месте с маленькими свечами на столе. И я хочу, чтобы ты пел для меня. Ты сделаешь это?