Свидание - Владимир Михайлович Андреев

ты права, — произнесла Анна Николаевна и посмотрела в угол, где стоял Серафимин чемодан.

— Я очень рада, мама, что Колю наградили.

Мать только качнула слегка головой.

— Его, конечно, нет в живых и ему все равно, — продолжала взволнованно Серафима. — Но для нас, его близких, это важно. Нам он дорог, и все, что ему положено, мы хотим знать и видеть. Бедный Коля!.. — Серафима достала платок и прикрыла набухшие глаза.

Анна Николаевна пошевелила пальцами, будто собираясь погладить Серафимину голову. Что-то снова сместилось в ее старческой груди. Ах, Симка, Симка! Мутишь себе жизнь разным барахлом и тряпками, а ведь сердце у тебя доброе. Ей, матери, больше всех это известно. Чемодан привезла, хитрит там по-всякому, а сердце доброе. Вот и разберись тут, попробуй — что и почему. Анна Николаевна не понимала и не оправдывала дочь, но считала ее достойной хорошей жизни. Она заслуживала того, чтобы к ней относились с добрым сердцем. Как она сохранила свою семью, полагаясь только на себя, на свои силы. Ведь у нее жизнь складывалась нелегко — сколько нервов, здоровья потратила, чтобы выходить тяжелораненого мужа, Лева-то был почти калека. Да и сейчас Серафима тянет изо всех сил. У Анны Николаевны всегда были хорошие отношения с дочкой. Поспрашивайте — не у всех с дочерьми бывает такая близость. С Серафимой можно было ладить.

— Наш Коля ничего и не видел в жизни, — сказала Серафима. — А ведь он бы многое сделал. Я уверена, что он бы стал большим человеком. У него была такая душа, такая душа…

Серафима снова стала вытирать платком глаза, потом посмотрела на мать и, словно что-то вспомнив, вдруг улыбнулась. На кухне раздались шаги братьев, послышался голос Лизы, вернувшейся с базара.

— Мне надо бы себя привести в порядок.

Серафима встала, вынула из сумочки пудреницу, быстрым движением провела пуховкой по лицу, щелкнула замочком. Легко, несмотря на явно обозначившуюся полноту, обогнула громоздкий стол и направилась в кухню. Мать молча смотрела дочери вслед: вот дверь закрылась и в кухне разнеслись радостные восклицания Серафимы, приветствующей золовку.

Серафима ушла, а мать вспоминала, в каком году у нее вытащили все деньги и все продуктовые карточки. Сколько было тогда Серафиме лет.

«Шесть лет… Нет, Симка ходила в школу, в первый класс… Восемь лет».

Кажется, не под силу ей вспомнить точно время. Помнит только, что трамваи по их улице не ходили. Пешком она шла с другого конца города. Вошла во двор, а домой идти не может. Ни денег, ни карточек — все украли. Завернула за угол, в проулок, села на карнизик — пусто внутри и тяжко. Ведь семья, и все мал-мала меньше. Что делать — ума не приложит. Вечер наступил, темно стало. Вдруг слышит — вроде дверью стукнуло. Показалось Анне, что кто-то стоит у забора. Окликнула:

— Сима?

Так оно и оказалось. Сима в ее старой кофте, время-то осеннее было, подошла. Анна обхватила ее руками, а та лепечет, почему, дескать, домой мама не идешь, почему тут сидишь. Мать все и рассказала ей, все излила, все свои страхи. А та жмется, гладит ее по плечу. «Ничего, мама, перебьемся, не переживай». И что же — понемногу пришла Анна в себя, и стали они, мать и дочь, будто две подружки, соображать, как будут выкручиваться. Всякие варианты перебрали — в общем, выкрутились. Но память осталась на всю жизнь. Вот только не помнит, в каком году это было. Задолго еще до войны. Да разве упомнишь — сколько было всего в жизни — и горького и сладкого. Сладкое-то быстрей забывается…

«Серафима — добрый человек… Этот чемодан тянет ее, калечит, но она все равно добрая…»

Мать вздохнула и тоже направилась в кухню, откуда доносились громкие голоса ее детей.

13

Завтракать начали с запозданием, потому что Серафима с Лизой уединившись во второй комнате, долго о чем-то шушукались. Туда же был унесен Серафимин чемодан. Александр догадывался, о чем идет речь у женщин, хмурился, но помалкивал. Не хотелось ссориться с сестрой, которую, видно, уж теперь не переделаешь.

Но вот сели наконец за стол. Серафима даже не успела притронуться к салату, все прилаживалась, все прикрывала полотенцем свое красивое платье, чтобы не капнуть майонезом или еще чем-нибудь — на столе было полно разных закусок Однако пришлось снова встать: за окном, во дворе, показалась высокая фигура в шляпе.

— Дядя Игорь и тетя Вера приехали. Вон и Валентин с ними, — сообщил Миша.

Все вышли из-за стола встречать гостей. Вера была одета в ярко-зеленый костюм и на груди у нее была приколота брошь в виде рябиновой грозди.

— Какая ты красивая! — сказала Серафима.

— Пустяки, — ответила Вера, но в глазах ее мелькнуло удовольствие.

Игорь долго смотрел по сторонам, размышляя, куда бы ему повесить свою шляпу, пока Лиза не взяла ее у него из рук, тогда он подошел к матери и поздоровался.

— Как ты чувствуешь себя? — спросил он, целуя.

— Хорошо чувствую, — ответила она, проницательно оглядывая сына. — А у тебя как? Что-то бледный какой-то.

— Нервы у нас, Анна Николаевна, пошаливают, — вмешалась в разговор Вера. Она с первого дня замужества называла свекровь только по имени-отчеству.

— Ты снимай пиджак, — сказал Александр брату. — Жарко же.

— Сима, а что же дочку не захватила? — спросила Вера у золовки, когда все уселись за стол.

— Ей не до того сейчас. Целые дни за книгами, — Серафима снова начала прилаживать на колени полотенце. — Все учит, учит, — объяснила она. — Это ведь не шутка — поступать в государственный университет.

Жена Александра быстро расставляла на столе приборы.

— Да, университет — дело серьезное, — сказал Игорь.

— А Валентин-то, Валентин… Совсем ведь мужчина! — сказала Серафима, разглядывая своего второго племянника.

— Валентин — парень что надо! — согласился Александр.

— Вот только здоровьишко у него плохое, — вздохнула Вера. — Не берегут себя молодые люди.

— Чепуха! — резко бросила Серафима. Она почему-то недолюбливала золовку.

— Не скажи, Симочка. Ты знаешь, какое у Валентина давление.

— Ай, чепуха! — повторила Серафима, тыча вилкой в тарелку.

Разговор на некоторое время прекратился. Все занялись котлетами. Слышно было, как где-то за стеной женский голос раскатисто хохотал под музыку — это работал телевизор.

— Эк ее прорвало! — буркнул Александр.

Арсений сидел, пил кофе, не произнеся за все время ни единого слова. Изредка он поглядывал на племянников. Еще и еще раз убеждаясь, как незаметно мелькнуло время. Давно ли он сам был двадцатилетний, а вот уже у него племянники сидят. Михаил помоложе, а Валентин совсем мужчина. Как здорово, что у него такие племянники. А видно, дружат ребята, сели за стол рядом, о чем-то между собой переговариваются.

— Моя