Правда о любви - Стефани Лоуренс

– Видишь! Сказано было тебе! Она бежит в его комнату! Шлюха!

– Не кричи! Тише!

Прошло несколько долгих минут. Первая фигура, окутанная темными тенями сада Ночи, встрепенулась и злобно уставилась на вторую.

– Знаешь, что он начал портрет?!

Собеседник пожал плечами и не ответил.

– Говорю тебе, это серьезно! Слышал бы ты, что плетут старые вороны: мол, если портрет покажет ее невиновность, тогда и они изменят мнение. Они уже почти готовы это мнение изменить!

– В самом деле? – пробормотал второй. – Ну нет, так не пойдет.

– Именно! И что нам теперь делать? Как это остановить?!

Последовала еще одна долгая пауза. Первым заговорил мужчина – спокойно, бесстрастно, холодно:

– Не волнуйся, я обо всем позабочусь.

– Но как?!

– Подожди и увидишь. Идем.

Высокая фигура исчезла в непроглядной тьме сада Венеры.

– Идем же!

Жаклин вихрем ворвалась в комнату Джерарда, захлопнула дверь, огляделась и увидела его у окна.

Он тут же повернулся. Лампы в комнате не горели. Стоя в полумраке, он наблюдал, как она идет к нему.

Жаклин с неизвестно откуда взявшейся тревогой всмотрелась в его лицо. Неумолимое. Бесстрастное. Жесткое. Но он тут же открыл ей объятия, и она бросилась в них. Его руки обвились вокруг ее талии, сжимая, притягивая ближе.

– Знаешь, я не был уверен, что ты придешь, – неожиданно признался он.

Жаклин вскинула брови:

– По-твоему, я удовольствуюсь одной ночью?!

Он слегка пожал плечами и улыбнулся:

– Только не слишком умный человек претендует на знание женской натуры.

Его губы коснулись ее пересохших губ, и последние мысли вылетели из головы Жаклин. Она вздохнула, прильнула к нему, но он держал ее на расстоянии. Жаклин не знала почему, но предпочла покоряться. Он приоткрыл языком ее губы, проник внутрь, завладел ртом полностью и окончательно. Без промедления. Но и без всякой спешки. Он взял от этого поцелуя все, что мог, и оставил задыхавшуюся Жаклин. Она слегка пошатнулась и поднесла руку ко лбу.

– Думаю, – пробормотал он, сверкая глазами, – что, прежде чем мы двинемся дальше, следует условиться о некоторых правилах.

– П-правилах? – пролепетала она.

– Да. Надеюсь, ты помнишь, что я предупреждал: если придешь ко мне, я должен обладать тобой полностью и безраздельно?

Как она могла забыть!

– Конечно, помню!

Он выпил ответ с ее губ в долгом нежном поцелуе.

– Из этого правила следует вывод.

Он отстранился, медленно провел руками от талии вверх, захватил ее груди, стал играть с тугими вершинками, прекрасно зная, как это на нее подействует.

Жаклин едва дышала.

– Какой?

– Согласившись быть абсолютно моей, ты не должна отступать. И остаешься в моей власти, пока я не освобожу тебя. Пока не отпущу.

Он никогда ее не отпустит.

Джерард ждал. Видел ее внутреннее сопротивление, попытки обдумать его ультиматум. И решил не дать ей прийти в себя. Отняв руки, он развязал ее пояс, развел полы пеньюара и проник внутрь, к талии, бедрам, нежным изгибам ягодиц.

Ее глаза затуманились. Внимание отвлеклось.

– Ты согласна? – настаивал он.

Она с трудом сосредоточилась.

– У меня есть выбор?

Он теснее прижал ее к себе.

– Никакого.

Жаклин положила руки ему на плечи и откинула голову, не спуская с него глаз.

– В таком случае, зачем спрашивать?

– Потому что я хотел, чтобы ты знала ответ. Поняла, как все отныне будет ... между нами.

– Ясно.

Жаклин зябко вздрогнула, гадая, что успела заметить за горящим коричневым пламенем его глаз.

– И теперь, когда я знаю ... что дальше?

– Теперь, когда ты знаешь ... – Он наклонил голову. – Мы идем дальше.

Дальше. Именно то, чего она хотела.

Жаклин с трепетом вернула ему поцелуй, горя нетерпением узнать, какой путь он выбрал, каким чувственным волшебством собирается ее одарить.

Он наклонил голову набок: поцелуй становился все жарче и требовательнее. Его руки вновь сомкнулись, властно притягивая ее, не оставляя ей сомнения в его возраставшем голоде.

К ее удивлению, он отстранился так неспешно, словно знал: если она принадлежит ему, можно наслаждаться сколько угодно, теперь все время принадлежит им.

Наконец он поднял голову. Она открыла глаза и увидела, что он пристально изучает ее лицо. Но что он ищет? Она не знала.

Он подхватил ее, поднял, дерзко прижимая ее бедра к своей ненасытной плоти.

– Лампы ... не возражаешь, если я их зажгу?

Тон и хищный блеск глаз говорили о том, что это не просто вежливое предложение.

«Если хочешь!», – едва не выпалила она, но, вовремя удержавшись, спросила:

– Зачем?

– Я хочу тебя видеть. Видеть, какой ты становишься, когда я обладаю тобой.

Сердце Жаклин куда-то покатилось. Голова шла кругом. Жар в его глазах манил, ласкал, обещая миллион запретных восторгов.

Не сводя с нее глаз, он поднял руку, провел пальцем по ее губам и обжег ладонь поцелуем.

Ноги Жаклин подогнулись.

– Хорошо, – кивнула она, смутно отмечая, как дрожит ее голос. Она не сопротивлялась, когда он повел ее туда, где на противоположных концах узкого пристенного столика стояли две бронзовые лампы. На стене висело прямоугольное зеркало, высокое и широкое, в затейливой позолоченной раме.

Он остановился у стола и зажег обе лампы. Огоньки взметнулись, потом опали. Он открыто любовался золотистым светом, окутавшим ее. Она ожидала, что Джерард подведет ее к кровати, но он повернул ее лицом к зеркалу и поставил между лампами, а сам встал за спиной. Оглядел ее тело, лицо, взглянул в глаза. И улыбнулся. Не той светской улыбкой, которую приберегал для посторонних. Просто слегка приподнял уголки губ, и от этого улыбка казалась куда более зловещей и бесконечно более хищной.

– Прекрасно, – обронил он, стягивая пеньюар с ее плеч. Небрежно бросил его на кресло и подступил ближе. В зеркале она проследила за его взглядом и увидела то, что видел он: тугие вершинки полных грудей, гордо торчавшие соски, готовые проткнуть тонкий батист ночной сорочки.

Сорочка была девственно белой и очень мягкой. Золотистые отблески огня играли на батисте. Она застегнула длинную планку так, чтобы последняя пуговица приходилась как раз над грудью. Его взгляд скользил все ниже к тонкой талии, нежным бедрам, плоскому животу и легкой тени завитков треугольника между бедер. Ниже, ниже ... после чего он медленно поднял глаза.