Империя полураспада - Александр Холин

– Ну, дела! – проворчал Родион. – Если так дальше пойдёт, то скоро крыша моя основательно съедет.

В этот момент на электрочайнике клацнул автоматический выключатель. Значит, пора выпить кофе и привести хоть немного голову в порядок. Потом можно будет узнать у доктора, часто ли в больнице Склифосовского появляются призраки, тем более в греческом обличии. Как же его звали? Кажется Аристей из Проконесса? Ладно, запомним.

Выпив чашку кофе, Родион почувствовал себя лучше и всё же решил освежиться, тем более, что умывальник был рядом. Включив свет в смежной комнате, Родион увидел большое зеркало, висевшее над раковиной. Это, конечно, хорошо – большое зеркало. Но в больничном туалете выглядит, как на корове седло.

Родион включил холодную воду и с удовольствием принялся плескать в лицо живительные струи. Потом, закрыв кран, вытерся вафельным полотенцем. В это время перед глазами в зеркале появился какой-то световой луч.

Рожнов оглянулся. Никого кроме него ни в туалете, ни в ординаторской не было!

Снова взглянув в зеркало, Родион увидел всё тот же радужный луч, будто бы пробивающийся откуда-то из глубин Зазеркалья к нему, Родиону. Между тем, луч обшаривал все углы и закоулки пространства, пока не коснулся его лица.

Рожнов на секунду зажмурился. Открыл глаза. Луч не исчез.

Наоборот, он начал рассыпаться цветными бликами по разделяющей их грани зеркала, кружась завитушками по стеклянным краям. Радужные пятна перемигивались, менялись местами, веселились и устроили даже хоровод вокруг центра зеркала, где отражался Родион. А потом раздался тихий, до боли знакомый голос Ксении:

И тут до него начал доходить смысл всего случившегося за последние полчаса: суточная неубывающая усталость; «транзитный» грек, свернувший по дороге в Аркаим пофилософствовать о бессмертии; луч из подпространства, ищущий кого-то в темноте инфернального мира; радужные пятна в зазеркальном хороводе вокруг лица и голос любимой. Кажется, Ксюша когда-то рассказывала о таком луче, тоже увиденном ею сквозь зеркало. Ксюша…

Ну, конечно! Так оно и есть!.. Септический эндокардит!..

Впервые в жизни у Родиона подогнулись колени, и он, с трудом добравшись до ближайшего кресла, рухнул в него, словно плашмя упал в воду с большой высоты. Перед глазами запрыгали мириады брызг, повторяющих те же радужные цвета спектра.

– Ксения…, – только и смог выдавить он.

Следующие несколько мгновений, либо часов, либо веков он пролежал в кресле, не подавая никаких признаков жизни. Собственно, для него никакой жизни на этом свете без любви уже не было. Ведь только жизнь и любовь никогда не спорят и помогают человеку буквально во всех благих начинаниях. Благих?! – опять это слово, привнесённое заезжим греком! Разве сможет древнегреческая богиня Геката,[46] разъединив жизнь и любовь, принести этому миру что-нибудь хорошее, доброе? И разве по-божески, растаскивать опять по разным уголкам Вселенной две маленькие песчинки, наконец-то нашедшие друг друга в хаосе суматохи, неразберихи и пустого «жизнеутверждающего» прожигания?

Мир этот получил от Ксении, от Родиона, от Антона спасение. Ведь снова начавшаяся война не пощадила бы никого! Рожнову вспомнился Человеческий Закон, вывешенный в ПАСС ГУВД на доске важных объявлений:

1. Не убий и не начинай войны.

2. Не помысли народ свой врагом других народов.

3. Не укради и не присваивай труда брата своего.

4. Ищи в науке только истину и не пользуйся ею во зло или ради корысти.

5. Уважай мысли и чувства братьев своих.

6. Чти родителей и прародителей своих.

7. Чти природу, как матерь свою и помощницу.

8. Пусть труд и мысли твои будут трудом и мыслями свободного творца, а не раба.

9. Пусть живёт всё живое, мыслится мыслимое.

10. Пусть свободным будет всё, ибо всё рождается свободным.

Эти десять заповедей знал каждый пожарник. Для всех Человеческий Закон был эталоном к действию, заповедями, как применять свою силу, помогая ближним. Но что все эти заповеди значили сейчас? Что этот живой радостный мир подарил им троим, лазавшим в огне и дыму по узким лестницам и шахтам телебашни, за своё спасение?

Антону – очередную медаль и повышение по службе. Родиону – смятение и неприкаянное ожидание кончины, а Ксения – разве она, такая красивая и удивительная женщина, заслужила смерть? Ведь серебряная пуля, летящая в Родиона, никогда не должна бы попасть в неё, тем более, в область сердца!.

И, тем не менее, с фактами не поспоришь. Что с Ксюхой на операционном столе произошло что-то необратимое, расколовшее пространство таинственным лучом, Родион был уверен, как в том, что без Ксении он уже не представлял своего существования.

Что же нужно Сотворителю этого безумного мира? Ведь Он, разрешая бесу подкладывать каждому из человеков рогатки, наблюдает сверху, как сможет человек преодолеть подставленное препятствие? Но Ксения – это не «рогатка», не препятствие! Это – обретённый смысл его жизни! Зачем же отнимать то, что не даровал Сам? Зачем доставлять бесу радость?

Если Всевышний позволил рогатому отнять у птицы одно крыло, так нахрена Ему вообще такая птица? Или в Царстве Божием полно убогих, калек и недоумков, там-де им и жизнь, и слава, и бессмертие. А здесь, в этом мире, свирепствуют поклонники деньгам, власть имущие и проходимцы всех мастей. Куда же простому человеку податься? Оказывается для Родиона ни в этим мире, ни в потустороннем места нет и не предвидится. Для чего же тогда Господь создавал свой мир с человеком по образу и подобию?

…За плечо кто-то тронул Рожнова и, когда тот поднял глаза, увидел рядом стоящего доктора Яншина, невесть как успевшего попасть в ординаторскую. Дмитрий Викторович что-то говорил, только всё сказанное им пока не доходило до сознания Родиона.

Попытавшись сконцентрироваться, капитан встал с кресла, по-собачьи тряхнул головой и взглянул в глаза Яншину. Увидев там своё отражение, он начал понимать, что доктор говорит что-то серьёзное. Всё же смысл сказанного начал постепенно доходить до рецепторов восприятия.

…такая нагрузка оказалась для неё непереносимой и вот результат, – говорил доктор.

– Что с Ксюхой? – перебил его Родион.

Дмитрий Викторович как-то странно взглянул на капитана и произнёс то, что Родиону было уже известно:

– Произошла остановка сердца. Мы ничего не могли сделать. Пытались как-то…

Последующие слова опять перестали проникать в сознание Родиона, и доктор Яншин с шевелящимися немыми губами выглядел довольно нелепо. Рожнов даже улыбнулся. Но опять ноги не удержали, и он рухнул в кресло.