Мотылек - Кэтрин Куксон

Мери снова взялась тереть стойку и насмешливо улыбнулась:

— Думаю, у тебя есть подход к женскому полу, ты это знаешь и пользуешься им.

Он отстранился от стойки и несколько секунд, прищурив глаза, смотрел на нее и потом бросил:

— Я пошел, Мери. Да, между прочим… — Он повернулся уходить, но задержался и добавил: — Как-нибудь на следующей неделе я пришлю за своими вещичкам, если это тебя устраивает.

После небольшого замешательства она сказала:

— Как хочешь, но не забудь, они пролежали здесь довольно долго.

Он опешил и не сразу, но сказал:

— Можешь прислать счет, — и, провожаемый взглядами исподтишка, быстро вышел на улицу.

Он был зол не на шутку. Говорят о друзьях. Он думал, что может отдать голову на отсеченье в том, что касается Билла и Мери Таггерт. Они так встретили потому, что их сын был в форме, а он нет. Будь он в форме, они бы и не подумали перемалывать сплетни, просто посмеялись бы и поддразнили его. Ладно, он в «Булл» больше не ходок. Что происходит со всеми? Война не только перевернула вверх тормашками весь мир, она перевернула всю его жизнь…

Он приткнул велосипед под навес рядом с мастерской, но в дом вошел не сразу, сначала зашел в мастерскую и постоял, оглядывая ее. Все это место дышало покоем и ароматом, который дает только дерево. Чего он не сделал, так это не сказал ей, что возвращается сюда навсегда, а нужно бы. Впрочем, еще не поздно. Он еще может это сделать… Но может ли? Может он взглянуть ей в лицо и сказать: «Больше вы меня не увидите, а я не увижу вас, разве что случайно»? Сейчас он этого сделать не в состоянии, но он чувствовал, что скоро наступит момент, когда придется это сделать, он вынужден будет это сделать, когда тело перестанет слушаться головы. Уже теперь трудно себе даже представить, какую борьбу с самим собой ему приходится вести. Как ему удавалось до сих удерживаться от того, чтобы не притянуть ее к своей груди, он сам не знает. Нет, конечно же знает… Барьер. Он словно из стекла, они оба видят друг друга сквозь него, и она твердо остается по ту сторону.

— Вот и ты, — произнесла Алиса. — Задержался на работе?

— Да нет, тетушка. — Он заставил себя улыбнуться. — Я снова взялся за пиво.

— А! — Алиса отвернулась, чтобы спрятать улыбку. — Ну и шалун же ты. Ну да ладно, у нас сегодня жареная телятина, как раз после пива, пойди поешь. Ужин готов.

— Сначала помоюсь. Что новенького за день?

— Все почти как всегда, но есть два новых заказа. За эту неделю пять. Тим делает, но не успевает. Как ты думаешь, может, нам взять еще одного мальчика? В прошлом месяце окончил школу сын Уэнтуортов, из крайнего по улице дома. Его пристроили на кирпичный завод, но мать говорит, ему там не нравится. Думаю, она намекала. Что скажешь?

— Как вы скажете, тетушка, дела ведете вы. — О том, что уже подумывал об этом, Роберт промолчал.

— Хорошо, только я не очень разбираюсь в мальчиках. И Тим — такой чудак! Если они за словом в карман не полезут, он говорит, что они нахально ведут себя, а если они помалкивают, называет их тупицами.

Они оба улыбнулись, и он сказал:

— Ладно, скажите пареньку, пусть заглянет завтра вечером. Посмотрим, что он из себя представляет.

Он вытирал полотенцем лицо, когда она заметила:

— Да, совсем забыла. Тебе письмо. Я положила его на камине в гостиной. Сейчас принесу.

— Знаете что, женщина, лучше нарежьте телятину, я умираю с голода.

— Ладно.

Она негромко рассмеялась. Она стала совсем другой женщиной за последнее время, все время улыбается. Хорошо сознавать, что хотя бы одного человека сделал счастливым. Он перешел в гостиную и взял с камина письмо. Написанный от руки адрес ничего ему не говорил. Начав открывать письмо, Роберт напрягся — из конверта, как из раковины, выползал тонкий кончик белого перышка. Он медленно вытянул его из конверта, а вместе с ним и кусочек бумаги, на котором он лежал. Он покрутил клочок бумаги перед глазами. На нем ничего не было написано.

Он почувствовал, как приходит в ярость. Будь он на дворе, то швырнул что-нибудь в кирпичную стену, со всего маху лягнул бы первый попавшийся на глаза предмет, забарабанил бы по стене кулаками. Он остановился как вкопанный, но внутри него все опустилось. Было такое чувство, будто сработали выпитые недавно полпинты пива. Начало поташнивать.

— Роберт, ты что, не слышишь меня?

Он вздрогнул и повернулся к Алисе. Увидев его лицо, она поспешно подбежала к нему. Он ничего не сказал, только протянул ей перышко с конвертом. Она взяла их и выдохнула:

— О, нет! Кто мог это сделать?

— Вот именно, кто мог это сделать?

— Нэнси?

— Возможно. Но сегодня вечером я узнал кое-что такое, что говорит мне: это могли быть другие.

— Эти, из пивной? — Она быстро глянула на него.

— Да.

— Мне казалось, ты говорил, что они хорошие люди.

Он секунду молчал, обдумывая ответ.

— Да, говорил, наверное, и сейчас могу сказать, что они хорошие люди, но понимаете, когда твой единственный сын на фронте, ты на все смотришь иначе.

— Ах, это ужасно. — Она закачала головой.

Он взял перышко с конвертом и сказал:

— Они сделали это специально, потому что считают меня трусом.

— Какой же ты трус, ты совсем не трус.

Нотка оправдания в ее голосе заставила его улыбнуться:

— Это сразу подтвердится, если я завтра спозаранку побегу записываться в армию.

— Ты этого не сделаешь, правда?

— А вы как думаете?

— Пойдем ужинать. — Выходя из гостиной, она добавила: — Можешь утешиться, не один ты получаешь их. В субботу получил Филип Тайлер.

— Тот, из деревни? Так он же работает на ферме.

— Да, но он поступил туда на работу уже после начала войны. Ему написали, чтобы вылезал из своей норы и перебирался в окопы.

— Что же, в компании легче.

Они еще не закончили ужинать, когда Алиса положила нож и вилку по краям тарелки и, глядя в окно, из которого были видна ограда, отделявшая их сад от дома Паркинов, проговорила:

— С полчаса назад она заходила, прямо с работы, я имею в виду Нэнси. Сказала, что кто-то у них был по поводу дома, хотели посмотреть, и она стала спрашивать про тебя. Почему ты не уходишь из Форшо-Парка. Ну ладно, это так, но что ты думаешь делать с этим домом? Заплати ему, что он запрашивает, вряд ли будет правильным упустить его.

— Нет-нет, я совсем не уверен, что мы должны платить три сотни за такую дыру, стоит только заглянуть внутрь и увидеть, сколько еще нужно вкладывать в него.

— Ты так думаешь?

— Я уверен. И вот что, тетушка, в следующий раз, когда она придет, скажите ей, чтобы разговаривала со мной, ладно? — Он ухмыльнулся уголком рта. — Объясните, что этим занимаюсь я, ну, пусть ее отец знает это. Но мне бы хотелось поговорить с ней лицом к лицу, я сразу увижу. Имеет она или не имеет отношения к этой бумажонке с перышком леггорна — ведь это куриное перышко, так ведь?