Капитанская дочка для пирата - Мирослава Адьяр

Она срывает карту и стискивает в кулаке. Медальон звенит, как колокольчик, будто рад возвращению к истинной хозяйке. Он переливается и поблескивает смешанными силами осколков, и даже на расстоянии я могу чувствовать исходящий от него жар.

Мысли путаются, а острый шип страха прошивает от пяток до затылка.

Горячие губы прижимаются к моему уху.

– Да ты беременна, милая, – богиня втягивает воздух и гадливо хмыкает. – Энзарио заделал еще одного ублюдка. Ах, Шарп! Жизнь ничему тебя не учит. Эгоистичная, самовлюбленная свинья, – язык пробегает по шее, а я едва могу сдержать вопль отвращения. Липкий пот скользит по спине холодной змейкой. – Он так хотел, чтобы его любили. И столько людей полегло за эту любовь. Мне тебя жаль, детка, но эта собака не любит никого, кроме себя. Смотри на него.

Ишис поворачивает мою голову. Резко, почти до хруста в позвоночнике. Сдавливает подбородок пальцами, фиксирует.

– Он воет о боли и мертвом сердце, а на деле что? Сколько у него было детей? Жен? А сколько было любовниц? Ты об этом знаешь? Смелый и сильный на вид, но на деле он – трус и слабак. Нажми чуть сильнее, и под блестящим фантиком окажется банальный кусок дерьма. Несчастный Энзарио, у которого не хватало воли держать штаны застегнутыми, – женщина презрительно сплевывает под ноги. – Вырывать счастье из чужих рук, только чтобы чувствовать себя живым – вот такое у него правило, – хохот Ишис разносится над маками и они покачиваются, будто подтверждают ее слова. – Убийца! Моя дочь пала жертвой его клинка, ты об это знаешь? Конечно, знаешь. Мыслишки-то у тебя открытые, как книжка. Жаль, что ты нашла в ублюдке то, чего там, на деле, и нет.

– Ты несправедлива, – хриплю и давлюсь слезами.

– Несправедлива?! – богиня кривиться, будто съела кислую ягоду. – Я вижу, что у него внутри! И сердце в его груди чернее угля. Оттого Энзарио и молчит, не возражает. Потому что знает, что я права.

Ишис поворачивается и тянет меня к вратам. Наматывает волосы на кулак и волочит по земле, как мешок с крупой.

– Принес капитан ключик к двери, – напевает она звонко, – откроется путь на раз… два… три!

Огонь в груди нарастает, выкручивает меня, ломает кости. Сердце будто крошится, распадается на части, и я кричу, не в силах вынести эту муку. Давление распирает изнутри, разрывает мускулы, рвет неистово. Жестоко.

Щелчок.

Треск стекла. Куртка рвется на груди, будто под ней взорвалась бомба и разлетелась окровавленным стеклом.

Мир медленно рассыпается, и я лечу в сторону, отброшенная рукой богини, падаю в гущу маков, не в силах пошевелиться. Что-то теплое растекается на груди, а мои мысли замедляются, тают, как утренний туман и все, что я слышу – дикий звериный хохот Ишис.

– Я тебя убью… – хрипит Энзо, и кажется, что совсем рядом. Словно во мне. Поворачиваю с трудом голову.

Пират бесполезно дергается и тратит силы. Его взгляд застывает, скрестившись с моим, а губы шепчут: «Я люблю тебя».

– Иши-и-ис! – орет он. – Что ты хочешь?! Достаточно! Ты ведь забрала не одну жизнь, покалечила не только мою судьбу, но и других. Да, я – трус и подонок. Ты все верно сказала. Так отыграйся на мне! Я на все согласен… – на последнем слове голос обрывается, потому что путы поднимаются выше и сдавливают его шею.

Энзо беспомощно хватается руками, пытаясь их сорвать.

– Убьешь? – богиня кокетливо хихикает. – Я же ей добра желаю! Избавляю от мучений, связанных с твоей гнилой душонкой. И сынишку твоего заодно. Негоже жить в мире, где землю топчет такое отребье.

Она понижает голос до тихого рыка:

– Я хочу, чтобы ты страдал, – тихие шаги богини замирают возле меня. – И ты будешь страдать, Шарп! Мне не нужна твоя жизнь, идиот. Это было бы слишком просто.

Она хлопает в ладоши, и врата медленно распахиваются, открывая густой кромешный мрак разрезанный зелеными сверкающими нитками. Они тянутся от края к центру, скручиваясь в тугой пульсирующий узел.

– Сокровище твое, Шарп. Ты ведь этого хотел, м? Зайди и забери его, мне не терпится на это посмотреть.

Ишис хмыкает и ослабляет путы, чтобы Энзо мог встать на ноги. Она опускается рядом со мной и обхватывает лицо холодными ладонями.

– О, твоя птичка еще жива, – холодная рука касается моей груди и будто пробирается внутрь, под кожу, под кости. Ишис ладонью поднимается к моему лицу и облизывает окровавленные пальцы. – Пока жива.

Ее губы растягиваются в хищной усмешке, и я вижу, что зубы у нее острые, как у акулы.

– У тебя будет выбор, Энзарио. Выпьешь зелье и сможешь получить одно заветное желание. Чего ты там хотел? Ах, да. Свободу, – слово она почти выплевывает. – Освободишь себя и сынулю и весело поплывешь в закат. Или, – она смотрит на него, а ее рот растягивается шире, кожа вот-вот лопнет от напряжения, обнажая кости, – отдашь зелье любимой. Спасешь ее ценой собственного желания. Ей недолго осталось. Чья жизнь тебе дороже?

Ишис поднимается, и ее облик тает перед глазами. Платье превращается в красный туман.

– Тик-так, Шарп. Тик-так…

Несусь к Арии, как ураган, падаю рядом и плачу. Умоляю:

– Нет-нет-нет, не может этого быть! Прошу тебя, Ария…

Целую бледное лицо, считаю ресницы, вою от необратимости, еле прикасаюсь пальцами к кровавому цветку в груди любимой и зову:

– Федерико… прости меня, прости меня, прости… – я разломан на части, будто игрушка с лопнувшей пружиной. – Это все я виноват, я должен платить. Почему так? Почему?! Пожалуйста, мои родные, я не смогу выбрать. Это ведь невозможно.

Всматриваюсь в их лица, а они растекаются мутным маревом, будто корабли плывущие в туманную гавань.

– Папа, – Федерико подходит ближе и присаживается рядом. Кладет крепкую ладонь на мое плечо. – Все в порядке. Я готов к этому, и не нужно себя корить. Малыш и Ария сейчас важнее.

– Нет-нет-нет, – мотаю головой. Встаю порывисто и бросаюсь к сыну в объятия. – Я… так тебя люблю. Прости меня, мой мальчик.

– Остановись, слышишь? – он встряхивает меня, жестко впивается пальцами в плечи, заставляет смотреть в глаза. – Я тебе говорил, что не приму такую жертву. Ни от тебя, ни от Арии. Я… – он спотыкается и закусывает губу, – я не смогу. Не смогу так жить! Не смогу видеть, как ты будешь медленно угасать. Не смогу засыпать и просыпаться с мыслью, что свел их в могилу, что живу за счет Арии и ребенка.

Он отходит от меня, падает на колени возле Арии. Щупает пульс, откидывает со лба влажные красные пряди и осторожно поднимает ее на руки.

– Она еще жива, – бормочет сын. – Остаток магии все еще держит ее здесь!

Ария приоткрывает глаза, смотрит слепо, будто не видит ничего вокруг.

– Федерико… – тонкая струйка крови тянется из уголка рта по подбородку, ныряет вниз, к развороченной груди.