Эйзенхауэр - Лариса Дубова

Перед выборами советская пропаганда всячески ругала Эйзенхауэра, называла его поджигателем войны, ссылаясь на тезис об «освобождении» стран Восточной Европы.

Незадолго до выборов на приеме в польском посольстве в Вашингтоне видный журналист, корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс» Джеймс Рестон спросил посла Йозефа Виневича, может ли тот по своим каналам узнать, какова будет реакция Сталина, если победит Эйзенхауэр. Вскоре Рестону сообщили ответ руководителя СССР: «Избрание генерала Эйзенхауэра будет равносильно победе на выборах в Германии генерала Шляйхера». Рестон хорошо знал, что Шляйхер был непосредственным предшественником Гитлера на посту рейхсканцлера. Журналист позвонил польскому послу и попросил передать в Москву: «В Америке это невозможно. Здесь никогда не будет фашизма».

Сразу после объявления результатов голосования выборщиков Рестон написал письмо в посольство СССР в Вашингтоне, в котором содержалась просьба к главе советского правительства дать ответы на вопросы в связи с избранием Эйзенхауэра: «1. В момент наступления Нового года и прихода новой администрации США придерживаетесь ли Вы еще своего убеждения, что Советский Союз и США смогут в предстоящие годы жить мирно? 2. Где, по Вашему мнению, источники современного международного напряжения? 3. Будете ли Вы приветствовать дипломатические переговоры с представителями новой администрации Эйзенхауэра для рассмотрения возможности встречи между Вами и генералом Эйзенхауэром по вопросу об ослаблении международной напряженности и с целью положить конец войне в Корее?»

Ответ Сталина поступил сравнительно быстро. Он был датирован 21 декабря — днем рождения Сталина, что могло служить хорошим предзнаменованием. Вопросы, правда, были несколько отредактированы. Общая тональность ответов Сталина была достаточно мирной: «Я продолжаю верить, что войну между Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом нельзя считать неизбежной, что наши страны могут и впредь жить в мире». На третий вопрос журналиста Сталин ответил кратко: «Я отношусь к такому предложению положительно» и «Я согласен сотрудничать, так как СССР заинтересован в ликвидации войны в Корее».

Публикация ответов Сталина вызвала многочисленные отклики в американской печати и официальных кругах Вашингтона. Будущий госсекретарь Даллес, поговорив с Эйзенхауэром, заявил: «Если это означает, что у господина Сталина имеются конкретные предложения для нового правительства после того, как оно приступит к исполнению своих обязанностей, он может быть уверен, что они будут встречены серьезно и сочувственно». «Нью-Йорк таймс» напечатала интервью Рестона на первой полосе, сопроводив его портретом Сталина.

Так что, по крайней мере внешне, создавалось впечатление, что существует надежда на улучшение советско-американских отношений. В то же время ни сам Эйзенхауэр, ни ответственные представители его администрации никак не прореагировали на заявление Сталина о возможности встречи. По всей видимости, Эйзенхауэр был убежден, что в действительности Сталин не собирается встречаться ни с ним, ни с другими западными лидерами, что его ответ лишь маскирует наращивание советских военных усилий. Известный журналист Луис Фишер высказал в газете «Таймс геральд» мнение, что готовность Сталина встретиться с Эйзенхауэром для обсуждения мировых проблем, включая урегулирование в Корее, «была встречена вчера в официальных кругах либо холодным молчанием, либо крайне скептически».

В это время в СССР разворачивалось «дело врачей», обвиненных во вредительстве, убийстве партийных руководителей и шпионаже в пользу Запада. Эйзенхауэр выступил с официальным заявлением, решительно отвергая существование каких-либо связей арестованных с американскими государственными службами.

Сверхдержавы вступали в новый этап гонки вооружений. 12 августа 1953 года на Семипалатинском полигоне был произведен первый испытательный взрыв термоядерного оружия — водородной бомбы в 400 килотонн (в 20 раз мощнее атомных бомб, сброшенных на японские города), а 1 ноября на атолле Эниветок в Тихом океане была взорвана первая американская водородная бомба еще большей мощности (в 150 раз мощнее атомных бомб 1945 года). Американский арсенал атомных бомб быстро пополнялся: по приказу Трумэна ежедневно создавался один ядерный заряд. К началу 1950-х годов был накоплен такой ядерный боезапас, который превышал взрывчатую силу всего оружия, использованного всеми участниками Второй мировой войны. В суммарной мощности ядерного оружия СССР сильно отставал от США, хотя американская пресса, разжигая военную истерию, уверяла в обратном.

Но проблема ядерного паритета была второстепенной — у каждой из сверхдержав хватило бы боеприпасов для полного уничтожения противника. Проблема была в средствах доставки ядерных зарядов к цели. В этом смысле США, имевшие военные базы в Западной Европе и Турции, пока имели большое преимущество перед СССР. Они могли нанести удар при помощи бомбардировщиков дальнего действия, тогда как территория США оставалась неуязвимой.

На следующий день после избрания Эйзенхауэр получил поздравительную телеграмму от Трумэна, в которой было сказано с определенной ехидцей, что пока еще действующий президент готов предоставить в его распоряжение свой самолет для визита в Южную Корею, «если Вы все еще собираетесь туда отправиться». Дуайт ответил, что ему подойдет любой самолет…

Эйзенхауэр действительно собирался в ближайшее время отправиться на Корейский полуостров, но прежде всего было необходимо заняться подбором членов правительства и штата Белого дома — как политического, так и технического, почти столь же важного, так как он обеспечивал повседневную президентскую работу. Дуайт не привлек в свою администрацию ни одного из старых друзей, хотя они, и прежде всего члены «банды», оставались его ближайшими советчиками.

Исключительно важной Эйзенхауэр считал должность государственного секретаря. К моменту избрания у него не осталось сомнений, что этот пост займет Джон Фостер Даллес. Отношения с ним носили сугубо официальный характер, но к его мнению Эйзенхауэр прислушивался, считая его наиболее крупным американским экспертом в области внешней политики. Эйзенхауэр ценил не только эрудицию Даллеса, но и его великолепную память, знание малейших деталей из истории и практики международных отношений, готовность отстаивать свое мнение. Дуайт как-то сказал, что знает только одного человека, который «видел в окружающем мире больше [чем Даллес] и говорил с большим числом людей, и знает больше», — себя. Конечно, это была шутка, но, как известно, в каждой шутке есть доля правды.

Однако многие из тех, кто знал Даллеса, считали, что он склонен к патетике, любит читать нравоучения, полагали, что его фамилия (пишется Dulles) полностью соответствует его характеру («dull» означает «скучный»).

Дуайт знал, что Даллес консерватор, что он придерживается непримиримого курса по отношению к СССР и его сателлитам и будет выступать против компромиссов во взаимоотношениях с ними. В то же время вся полнота исполнительной власти находилась в руках президента, а Даллес был человек исполнительный, и Эйзенхауэр понимал, что в случае разногласий госсекретарь будет полностью следовать инструкциям руководителя. В следующие годы из всех членов правительства именно с Даллесом у Эйзенхауэра было наибольшее взаимопонимание, хотя и не сопровождавшееся близостью.