Отель «Калифорния» - Мира Вольная

— Слушаю, — ответила, не взглянув на экран.

— Не разбудил? — голос Ярослава был очень виноватым.

— Нет, — улыбнулась я. — Что-то случилось?

— Хотел пожелать тебе спокойной ночи, — теперь в его голосе тоже слышалась улыбка.

— Желай, — разрешила, переворачиваясь на живот.

— Ты сейчас одна?

— Да.

— Где?

— У себя в комнате.

— Что делаешь?

— Мажу руки кремом на ночь, — ответила, не отрываясь от своего занятия, прижав телефон к уху плечом.

— То есть уже в кровати? И в пижаме?

— В кровати — да, в пижаме — нет, — ответила ровно, спрятав провокационные нотки.

— Без пижамы?

Я промолчала.

— Мара?

— Ммм?

— Ты без пижамы? — его голос теперь звучал глухо, сдавлено, напряженно. — На тебе есть хоть что-нибудь?

— Что-нибудь есть, — сказала на выдохе и снова замолчала.

Ярослав отчетливо чертыхнулся, послышался легкий шорох.

— Женщина, не дразни меня, — предупредил Волков.

— И в мыслях не было, — протянула, переворачиваясь на спину. — Я просто только что из душа, тело еще влажное, распаренное, пахнет миндалем и молоком.

Ярослав, кажется, даже не дышал.

— Я вижу капли воды на животе, бедрах, чувствую их на плечах и ключицах… Они все еще стекают вдоль шеи. А на предплечьях — мурашки. На мне только трусики: бирюзовые кружевные шортики.

Гад с шумом втянул в себя воздух.

— Волосы распущены, тоже влажные, завиваются в кольца. Они вообще ужасно вьются, когда намокают. В комнате жарко, и мне хочется облизать губы… А еще я думаю о тебе… О твоих руках на моем теле, твоем языке на моей груди, шее, животе, бедрах. Мне хочется раздеть тебя, попробовать на вкус… Шею, ключицы, соски. Я бы втянула их в рот, прикусила, поиграла языком. Запустила бы руки тебе в волосы. Потом спустилась бы ниже, царапая спину, сжимая задницу. Я бы облизывала и целовала, кусала… Везде.

— Ш-ш-шелес-с-с-това…

— Я хочу обхватить твой член губами, втянуть глубоко в рот, провести вдоль, вокруг головки, слизать сверху первую каплю, сжать яички, ощутить их тяжесть, гладкость и жар кожи. Мне нравится твой запах и вкус, толщина, длина. Мне нравится…

Я закрыла глаза, откинулась на кровати. Картинки были такими яркими… Тело горело, дыхание начало перехватывать, пальцы сами собой сжали сосок, потом скользнули ниже, вдоль живота, под резинку тех самых шортиков. Я словно чувствовала Ярослава рядом, ощущала его запах, ощущала руки, зарывшиеся мне в волосы, влажную кожу.

— Мне нравится, что ты полностью раздет и в моей власти, мне нравится, что я руковожу процессом, мне нравится, что ты это понимаешь и ничего не можешь сделать, только подчиниться.

— Мара…

Ох, он почти рычал, хрипел, дышал надсадно и тяжело, рывками, судорожными толчками. Почти с болью. Я готова была поклясться, что вижу, как вздулись вены на его шее и руках, как капельки пота стекают по вискам. Глаза горят сумасшедшим, диким огнем. Волков, напряженный, замерший, застывший, жесткий, хищный. И черты лица заострились, губы кривятся, ноздри подрагивают. Испарина на плечах.

— Я буду мучить тебя. Ускоряясь, замедляясь, сжимать головку, облизывать, посасывать самый кончик, вдоль полоски. Я дождусь момента, когда ты больше не сможешь сдерживаться, и остановлюсь, выну твой член, блестящий от моей слюны, подую, а потом…

Дыхания не хватило уже у меня, голос сорвался, тело плавилось, собственные движения стали лихорадочными и дергаными, белье было мокрым насквозь.

Вот теперь Ярослав зарычал натурально, в голос, зашипел, застонал сквозь сжатые зубы.

— Я перехвачу твои руки, — прошептал Волков с явной агрессией, почти угрозой, — толкну на кровать, разверну к себе спиной. Я сожму твою грудь, соски, прихвачу зубами кожу на шее. Я потрусь о твою сладкую попку, поглажу ее ладонями, шлепну легко, потому что ты заслужила…

Ярослав выдохнул шумно, так же шумно втянул в себя воздух, а мне…

— Волков…

— Я войду в тебя… резко… Больше невозможно сдерживаться… Так, что наши тела столкнутся с шумом. Насажу на себя, вдавлю, сожму…

— Твою ж…

— Заставлю кричать, извиваться, дергаться подо мной, просить, умолять…

— Быстрее, Ярослав…

— Да…

— Жарко… Мне жарко, и ты мокрый от пота, огромный во мне. Я чувствую тебя каждой мышцей…

— Еще чуть-чуть…

Телефон вывалился из руки, я корчилась, хныкала, сжимала в зубах подушку, чтобы не кричать, и кончала.

Не. Реально.

Звуки, запахи, чувства — все исчезло. Мое тело исчезло.

Я выгнулась, дернулась, вскрикнула, а потом просто рухнула на кровать.

Через какое-то время нащупала дрожащей рукой телефон, поднесла к уху, слушая, как Волков пытается отдышаться, завернулась в простыню.

— Спокойной ночи, Мара, — прохрипел он.

— Спокойной ночи, — ответила с улыбкой и нажала отбой.

А потом кое-как поднялась и снова отправилась в душ.

На следующий день, в обед, я стояла перед дверью собственной квартиры и хмуро разглядывала залитую непонятно чем поверхность, позвякивая ключами. Какая-то черная, липкая муть — то ли смола, то ли краска.

Серьезно?

Похоже, сегодня здесь придется задержаться немного дольше, чем планировалось изначально.

Я осторожно обошла испачканный коврик, склонилась к замку, включив на мобильнике фонарик, стараясь не вляпаться в непонятно что, осмотрела щель.

Но мне повезло: скважина была чистой.

Ключ повернулся легко, и уже через несколько минут я вызывала слесарей. К черту. Дверь у меня старая, чуть ли не деревянная, лучше заменю от греха подальше.

Следов чужого потустороннего присутствия в квартире не обнаружилось, что не могло не радовать. Я быстренько распихала по углам амулеты и устроилась на кухне ждать дяденек-специалистов по металлу и, собственно, сам металл. И вот черт меня дернул включить ящик. Я не смотрю телек. Совсем. То есть я не смотрю каналы, программы, передачи. Все, что мне надо, я нахожу в Интернете, так проще и быстрее. Меня мало интересуют новости, я безнадежно отстала от политической, а тем более от «модной», жизни. Это все… не мое, не для меня. Я даже ленту не листаю. Не интересно.

А тут…

Тут я зависла.

Милая дикторша с очень серьезным лицом вещала по одному из государственных каналов о маньяке, вогнавшем в страх столицу. Вещала сосредоточенно, сурово, чуть ли не запугивая, и чем больше я ее слушала, тем больше хмурилась. Подробностей журналисты практически не знали, какие-то обрывки и жалкие клочки информации: ведутся поиски, будьте бдительны, не ходите поздно одни, телефоны экстренных служб, родственники скорбят… Сухой набор обрывочных сведений. Преступника называли чудовищем, монстром, психопатом…