Правда - Дмитрий Быков

— Марсала, мадера, херес, портвейн... Из ваших крымских виноградников, князь?

— Совершенно верно. Пользуясь случаем — позвольте пригласить вас всех ко мне в Крым, — сказал Юсупов. — Разумеется, если все завершится благополучно... — добавил он с бледной улыбкой.

— Непременно воспользуемся.

— Пан Станислав, приглашение распространяется и на вас.

— Благодарю. — Дзержинский чуть наклонил голову. Он в тот же миг решил, что, «когда все завершится благополучно» — правда, слова эти имели для него иной смысл, нежели для князя, — частенько будет отдыхать в юсуповском крымском дворце. (Впоследствии так и вышло.)

— Выпьемте чаю, господа. Время еще есть. — Все уселись за стол; Юсупов разлил чай по стаканам. — А вы почему не пьете, пан Станислав? Боитесь, что вода отравлена?

— Я на работе не ем, — сухо ответил Дзержинский. Он был зол на тезку за то, что тот угадал его опасения. Ведь от этих русских — особенно если они татары — можно всегда ожидать какой угодно пакости.

— Чувствуется профессионал, — уважительно произнес Пуришкевич. — Вам бы, пане, в правительстве работать...

— Я подумаю об этом, — кротко отвечал Дзержинский.

Когда безумное чаепитие завершилось, принялись наводить художественный беспорядок: надо было сделать вид, будто из-за стола только что вспорхнула целая стайка светских дам, гостивших у Ирины Юсуповой. На тарелочки накрошили пирожных, салфетки помяли и испачкали губной помадой. Приведя стол в должный вид, приступили к главному. Юсупов передал Дзержинскому цианистый калий (ядом желал заняться доктор Павлов, но Феликс Эдмундович пресек эти поползновения, ибо никому не доверял); надев перчатки, Дзержинский стал аккуратно резать пополам розовые птифурчики и наполнять их сердцевину смертоносной отравой. Остальные заговорщики, вытянув шеи, столпились вкруг него.

— Отойдите, господа. Не застите свет. Вы мне мешаете.

— А вдруг он захочет не розовое, а шоколадное? — жалобно спросил великий князь Дмитрий. — Может быть, положить во все?

— А я вам двадцать раз говорил, что яд вообще — глупость, — огрызнулся Дзержинский. — Он может и не подействовать. Этот человек в молодости каждый день выпивал по три литра самогону зараз, что ему ваш цианистый калий?

— Как?! Вы знавали его в молодости?

— Нет, разумеется. — Он чертыхнулся про себя: совсем потерял осторожность, так нельзя... «Неужто опять волнуюсь?» — Слыхал от людей.

— Вы не наливаете яд в вино?

— После. Выдохнется, — кратко отвечал Дзержинский.

Закончив заниматься пирожными, он снял перчатки. Доктор услужливо подхватил их и бросил в камин.

— Вы что делаете?! — Дзержинский схватился за голову. — Мало вам, что картошкой воняет? Это уж слишком! И вы хотите, чтоб объект поверил, будто здесь сидели дамы и распивали чай? Вот что, господа: или вы наконец начнете меня слушаться, или ищите себе другого assassin’а...

С проветриванием комнаты провозились битых полчаса. Наконец, когда воздух стал достаточно свеж, поднялись обратно в кабинет Юсупова, где все по дурацкому русскому обычаю присели «на дорожку», провожая молодого князя, которому предстояло ехать за Распутиным. Все молчали. Юсупов был бледней обычного. «Боится, сволочь, psya krev!» — с удовлетворением отметил Дзержинский.

— Ну, Феликс Феликсович, с Богом! — Пуришкевич встал, растроганно обнял Юсупова и перекрестил его.

— К чорту, — нервно огрызнулся Юсупов.

Две минуты спустя шум автомобиля дал знать, что Юсупов уехал. Другим оставалось только ждать. Великий князь Дмитрий сидел неподвижно, стиснув голову руками; доктор Павлов нервно дымил сигарой; Пуришкевич метался по кабинету, как обезьяна в клетке.

— Что вы бегаете туда-сюда? — поморщился Дзержинский. — Сядьте. А вы, доктор, потушите сигару. — Сам он курил тонкую, длинную, душистую дамскую папироску. — Распутин должен думать, что в доме нет мужчин...

— Кроме хозяина.

— Я и говорю: что в доме нет мужчин, — не удержался от колкости Дзержинский.

— Я все-таки не понимаю, — сказал доктор, послушно выбросив сигару — угроза главного исполнителя выйти из дела теперь, когда решительный миг близился, возымела действие. — Неужели Распутин поверит, что князь собирается подложить ему свою жену-красавицу?

— Выбирайте выражения, доктор, — укоризненно сказал Пуришкевич. — Мне это тоже кажется несколько странным, — сознался он, — но, наверное, князю лучше знать: ведь он довольно близко общался с Распутиным.

— Насколько близко? — спросил любознательный медик.

— Все это вздор... — пробормотал Дмитрий, не поднимая головы.

— Все объясняется очень просто, — сказал Дзержинский. — Распутин не дурак и отлично понимает, что князю по большому счету наплевать на честь супруги.

— Я бы попросил не оскорблять хозяина дома, — с думской важностью сказал Пуришкевич, — тем более в его отсутствие...

«На убийство собрался, а сам мораль читает, — с усмешкой подумал Дзержинский, — как это по-русски! Тоже Раскольников! Нация совестливых убийц-неумех! Однако что, если мы все, включая самого Юсупова, ошибаемся в наших предположениях и красавица Ирина интересует Распутина не более, чем прошлогодний снег?! Впрочем, не все ли равно — жить Гришке осталось около получаса...» Не надеясь слишком на яд, он спрятал в складках костюма небольшой дамасский кинжал и дамский револьверчик. По уговору стрелять воспрещалось, ибо рядом со дворцом был полицейский участок, где могли услыхать шум; но Дзержинский, в отличие от неопытных товарищей, знал, что шума можно избежать, если стрелять через сырую картофелину, которую он предусмотрительно припас, когда освобождали подвал.

Доктор кинулся к граммофону, и через несколько секунд раздался звук американского марша «Янки-дудль», от которого у Дзержинского, ненавидевшего американцев почти так же сильно, как русских, начиналась мигрень и колики в животе. Внизу хлопнула дверца автомобиля. Послышались быстрые шаги. Голос Распутина произнес громко: «Куда, Маленький?»

Заговорщики переглянулись... Шаги уже на винтовой лестнице... И вот хозяин с гостем сошли в чайный будуарчик... Далее по плану Юсупов должен был, оставив гостя у камина, тоже подняться в кабинет, чтобы предоставить поле боя главному участнику. Но минуты шли, а хозяин не появлялся. Занервничавшие компаньоны на цыпочках выбрались в тамбур и, встав у перил лестницы, стали напряженно прислушиваться к шорохам и голосам.

— Я сейчас приглашу к тебе Ирину, Григорий Ефимович.

— Да погоди ты со своей Ириной... Посиди, поговори со мной. Али ты меня не уважаешь?

— Уважаю, Григорий Ефимович.

— Сядь, не мельтеши... Ты мне ишшо про маркиза не дорассказал книжку... А веселый человек был твой маркиз!..

— Хорошо, Григорий Ефимович... И вот маркиз де Сад вошел в комнату и увидал...