Барон Унгерн - Андрей Жуков

От ряда станиц после боев с применением артиллерийского огня (естественно, со стороны красных) не осталось, по словам В. А. Шулдякова, «буквально камня на камне». В некоторых станицах число убитых красными карателями жителей превышало несколько сотен человек. «Еще не подведены общие итоги, но громаднейшие разрушительные последствия восстаний вполне очевидны. Десятки тысяч убитых повстанцев, и, таким образом, лишенные иногда большей части взрослого мужского населения деревни… — все это дополняет общую картину кровавого хаоса и разрушения», — писал в Политическом отчете (апрель 1921 г.) секретарь Тюменского губкома Коммунистической партии Сергей Агеев. Это был самый настоящий геноцид, организованный преступной организацией РКП(б) во главе с Ульяновым-Лениным, направленный в первую очередь против лучшей части русского народа.

Ложью оказались заверения красных о «применении широкой амнистии участникам восстания». Уже в августе 1921 года председатель Тюменского губчека П. Студитов предлагает: «… вопрос… к которому нужно подойти осторожно и тактично, — это изъятие явившихся главарей и активистов: как бы ни устроить это так, что во время изъятия разбегутся. На этот счет у меня есть… следующий план:… взять их на строгий учет, подготовить на них какой-либо побочный материал (т. е. просто сфабриковать, «пришить» дело. — А. Ж.) и забрать всех враз. Затем произвести широкую огласку среди крестьян в сторону их изобличения в преступлениях, вредных для крестьян, так, чтобы крестьянство сочувственно отнеслось к их арестам. Эту часть подготовки придется провести до их ареста. Вообще же сказать о времени затрудняюсь, ибо придется учитывать политическое положение и настроение крестьян. Полагаю, что целесообразнее провести эту операцию (т. е. аресты амнистированных повстанцев. — А. Ж.) перед зимним временем, когда меньше уже будет расположения бегать в лес». Нет, коммунисты вовсе не собирались «исправлять перегибы» и «мириться с крестьянством» — они лишь вновь продолжили громоздить горы бессовестной лжи.

Откуда же Унгерн мог черпать информацию о крестьянских восстаниях и всеобщем народном недовольстве Советами, которая в значительной степени определяла его политическую линию поведения? По словам близкого к Унгерну H.H. Князева, «барон мог получать политические новости через ургинскую радиостанцию. Из этого источника он знал о восстании в Тобольской губернии и о партизанском движении в Забайкалье и в Приморье. Вне сомнения, он был осведомлен о зарождении во Владивостоке белого правительства, возглавлявшегося братьями Меркуловыми. Больше же всего барон интересовался сведениями о настроениях и чаяниях казачьего населения ближайших к Монголии станиц и поэтому всегда опрашивал беженцев и Забайкальской области. Если даже принять во внимание подозрения в том, что красные власти подсылали к барону своих агентов с провокационной информацией, с целью подтолкнуть на немедленное выступление, психологически понятно, что слишком субъективный по природе барон мог из своих опросов получить те данные, которые соответствовали его собственному душевному состоянию. Не из тех ли типично беженских повествований, напоминавших заученный урок, барон почерпнул уверенность в том, что казачье население Забайкалья видит в нем единственного избавителя от советской власти?»

В данном случае обратим внимание на замечание Князева о беженских повествованиях, «напоминавших заученный урок». В конце марта 1921 года ЦК РКП(б) проводит специальное заседание, посвященное мерам «по разложению войск барона Унгерна в Монголии». Разработкой операции по внедрению в белогвардейские части красной агентуры руководил лично полномочный представитель ВЧК по Сибири И. П. Павлуновский. О том, насколько значительной и массовой была инфильтрация чекистов в белогвардейское движение, может свидетельствовать и такой факт: через несколько лет вся жизнь русского Харбина, центра белой эмиграции на Дальнем Востоке, без лишних слов была поставлена под контроль многочисленными агентами советских спецслужб. Против такого мощного потока большевицких разведчиков контрразведка Унгерна ничего поделать не смогла. По словам М. Г. Торновского, белые «были плохо или совершенно не осведомлены о работе большевистских эмиссаров и не уничтожили очагов пропаганды. Капитан Безродный три месяца слонялся по Западной Монголии, ища крамолу среди русских, а просмотрел большевистский очаг в Хытхыле. А Н. Князев, сидя в Урге, не знал и ничего не предпринял против очага в Алтан-Булаке. Агитационной и противобольшевистской работы ни монгольское правительство, ни штабы генерала Унгерна никакой не вели и не пытались даже наладить ее». Чекистам удалось завербовать бывшего управляющего Иркутской губернией П. Д. Яковлева, который, в свою очередь, привлек к агентурной работе нескольких бывших служащих Иркутского губернского управления, оказавшихся в Маньчжурии и Приморье и имевших тесные связи в среде дальневосточных белогвардейцев. В результате непрофессиональных действий белой контрразведки даже в окружение самого Унгерна под именем офицера фон Зоммера сумели внедрить чекиста Б. Н. Алтайского… Непосредственно на местах красная агентура широко внедрялась и в многочисленные группы беженцев, искавших спасения от большевицкого террора на территории Монголии и Китая. Как мы отмечали выше, советской разведкой были завербованы или подкуплены даже многие монгольские вожди, входившие в том числе и в окружение Богдо-гэгэна. У самого же Унгерна агентурная сеть на территории советских Забайкалья и Сибири фактически полностью отсутствовала. Точных и проверенных сведений по реальной политической обстановке, складывавшейся в Забайкалье и Сибири весной 1921 года, а тем более крайне необходимых сведений о дислокации и состоянии частей Красной армии получить барону было просто-напросто неоткуда. Лишь незадолго до своего выступления Унгерн отправляет в пограничные с Монголией забайкальские станицы войсковую разведку под начальством Тубанова, того самого бурята, который выкрал с тибетцами Богдо-гэгэна из его «Зеленого» дворца во время штурма Урги. «Конечно, Тубанов был отчаянный головорез и решительный не по разуму проходимец, — отмечал в своих воспоминаниях Д. П. Першин, — но он никак уж не годился к выступлению в роли политического разведчика…» Разведывательная миссия Тубанова вылилась на деле в грабеж и убийства местного населения, которое в результате отказало в поддержке унгерновским войскам. Внимательный и беспристрастный свидетель Першин отмечает в своих воспоминаниях: «Главное несчастье барона Унгерна было в том, что он был одинок и вблизи его не было людей, знающих и осведомленных о том, что происходило за тесным кругом вне его походной жизни. Ахиллесовой пятой Унгерна была плохая информация, или, вернее, отсутствие таковой, и он мало знал о том, что делалось за Байкалом и на границе Монголии, не говоря уже про Иркутскую губернию и Западную Сибирь».

Рассказы беженцев о массовых крестьянских и казачьих выступлениях против коммунистов, о проводимой в РСФСР политике «красного террора» укрепили барона во мнении начать широкомасштабный освободительный поход весной 1921 года. Согласованно должны были выступить подчиненные барону белопартизанские отряды Кайгородова, Казанцева, Казагранди, Бакича… С Дальнего Востока атаман Г. М. Семенов писал Унгерну о своем предстоящем выступлении против большевиков с армией, состоящей из трех групп: Амурской — генерала Е. Г. Сычева, Уссурийской — генерала Н. И. Савельева и Гродековской — генерала Ф. Л. Глебова. Следует заметить, что белые части, собиравшиеся в поход против Советской России, были крайне немногочисленны — так, вся семеновская армия насчитывала около 4000 человек. Совокупная численность антикоммунистических повстанческих отрядов, действовавших на советской территории, оставалась практически неизвестной, но в реальности вряд ли превышала несколько тысяч человек. Основной расчет делался на вооруженное сопротивление в тылу у большевиков, которое с переходом советской границы регулярными частями белой армии должно будет приобрести еще более массовый характер и перерасти в общенациональное восстание. О так называемой теории снежного кома, на которой строил свои политические расчеты барон Унгерн, мы уже говорили выше… [34] 21 мая 1921 года генерал-лейтенант Р. Ф. Унгерн-Штернберг издает свой знаменитый Приказ № 15, озаглавленный как «Приказ русским отрядам на территории Советской Сибири», открывший новый, трагический и последний этап в жизни барона Унгерна.