Первый меч Бургундии - Александр Зорич

Теперь у Обри были конь и меч, а у французской армии - обалдевший от радости обновленного бытия маршал.

Точка, в которой восемь минут просидел сир де Эмбекур, по-прежнему оставалась за бургундами. В ней Ожье де Бриме и Рене де Ротлен поклялись умереть над телом герцога, словно пэры Роланда. В этой же точке появился Александр, Великий бастард Бургундский.

Фланги трещали. Бургунды продолжали, пытались продолжать так, как будто да, погиб кто-то, но это всего лишь один какой-то рыцарь, славный мужик, профессионал, каких мало, а всё ж таки у нас их ещё сотни, не надо гнать. Однако некому было рявкнуть "Больше чувства!", просыпать искры из магических бриллиантов, зыркнуть волком. Подпруги лопались в самый пиковый момент схватки, мечи крошились втрое от вчерашнего, щиты не держали удар. О бегстве, впрочем, никто не помышлял, хотя было ясно, что дело кончится смертью почти для всех и пленом для немногих счастливчиков. Всё-таки сердце сердцем, а поверхностью бургунды герцога ожидали.

Понимающий это Обри неистово прорубался туда, где трепетали знамена бургундского маршала и конных арбалетчиков Рене. Стоит сдвинуть упрямцев с этого пятачка - и наваждение окончится. Можно ещё сидеть в кинозале, тупо вперившись в титры со слепой надеждой увидеть, как выныривает простроченный комдив, но лишь до той поры, пока стены и крыша на месте, пока есть электричество.

Когда Обри был уже совсем близко, человек в окровавленных, изрубленных доспехах Карла, в лихо сдвинутом на затылок саладе Карла, возник между Рене и д'Эмбекуром. В его руках не было меча - только лук и стрелы. Конь под ним стоял смирно, не шевелясь, как спортивный снаряд или бронзовое изваяние.

Обри посмотрел в его лицо. Губы Карла, нос Карла, глаза Карла.

"...если повар жадный и собаки это знают, они могут ещё и помочиться втихаря на найденные трюфели." - "Вот как?" - "Именно!" - "Так Вы не советуете?" - "Почему же? Советую."

Те же смеющиеся и непрозрачные, плутоватые и суровые глаза, что и двадцать шесть лет назад. Абсолютно те же.

Человек в доспехах Карла закричал. "Именем Бургундского Дома..." - всё, что расслышал Обри, но этого ему достало, чтобы узнать человека по голосу. Это был герцог Карл.

Карл натянул лук и выстрелил. Стрела вошла маршалу Обри в горло.

9

Хребет обезглавленной армии был сломлен в одно мгновение. Волна истерического, кощунственного, громокипящего "Воскрес-с-с-с!" ударила в лицо французам, и в розовом тумане этой неопровержимой лжи растворились все упования на победу. Тело маршала Обри ещё покачивалось в седле, а бегство уже началось. Остановить армию было некому.

Обессиленная пехота долго не могла догнать французов, пока те не уперлись в добротный ров собственного лагеря. Потом, когда ров с горем пополам заполнился мертвецами и французы побежали дальше, пришел черед ставки Доминика. Здесь уже гарцевали тевтоны Иоганна Рудермейера. В спасительный лес французов просто не пустили.

Все были злы в третьей превосходной степени. Панихида по герцогу ожидалась нуднейшая и мучительнейшая, поэтому и бургунды, и тевтоны, и даже англичане добирали последние крохи бранного веселья повсюду, где хоть кто-то ещё шевелился. Благородный д'Эмбекур спас от расправы десяток знакомых дворян, но большего сделать был не в состоянии. Вышло едва ли не хуже, чем намедни со швейцарцами.

10

Псы святого Доминика отыскали Карла только когда поле почти полностью обезлюдело. Встрече были рады все: и трое посланников, и отчаявшийся было экс-герцог Бургундский.

11

Ты уже уходишь? Не уходи, а? Проси, не проси. И не скажешь, что вот, мог бы мой герцог и выжить. Не скажешь, потому что жизнь моего герцога была написана маслом, а не напшикана баллончиком с краской, она не под трафарет. Поэтому другой трафарет не приложишь, то есть, если погиб - значит всё, значит реквием, ломать руки, глагол "плакать" доходчиво спрягается. Моего солярного герцога больше не будет, и это теперь осязаемо, это чувствуется, особенно пятого января, если этот день приходится на воскресенье. И для предательства в мире нет более таких кандидатур. И мое вожделение осиротело летит паутинкой. Можно ненароком не узнать себя в зеркале, такое растерянное лицо. Между тем, это очень распространенное имя - Карл. Но это уже не то, это уже не имя, а просто ничейные звуки, как чудодейственная мантра, размноженная на ксероксе. Есть даже скороговорка про кораллы и кларнет, где имя уцелело, но и здесь оно не звучит, потому что он умер, а его имя огрубело, сникло без его мелодии и без его полынного запаха, это горько, но, с другой стороны, что вы хотели.

Четверо солдатиков варят суп и один, в широком барском плаще с капюшоном, напевает привальную песню, заменяя забытые слова на "ла-ла-ла". Другие от скуки подтягивают. Это дезертиры. Сгорбившись, они сидят перед дымливым костерком. Каждый из них держит в руках конец суровой нитки, другой конец нитки скрыт супным туманом. Там в котелке на привязи четыре кусочка хлеба. Когда суп будет готов, каждый выудит свой вклад. Это как бы на второе. А суп по очереди выпьют, когда остынет и, о Боже, они даже не знают эту новость, потому что уклонились ещё утром, до начала холокоста. Но всё же лица у всей четверки траурные, веки припухшие, в глазах разлагается мертвечина свежих впечатлений. Черная дубрава вокруг представляется не то мрачным колдовством, объятием Кали, не то декором зловещего офорта "четверо в ночи". В костре недовольно шипят мокрые дрова и каждый угрызается над собственным малодушием и подумывает над тем, чтобы снова пристать к своим. Как вдруг проливной дождь прибил к земле дымные хвосты костра, а суп, естественно, остыл и стал ещё жиже. Бургундская привальная оборвалась на припеве. Солист подскочил к котлу и накрыл его, словно наседка крыльями, своим плащом. Ему повезет - он возвратится в родную мызу, доживет до мафусаиловых лет и станет автором одного документа:

"Я, Марк Коулье из города Амьен, сим удостоверяю, что взял у мэтра Христофора ван ден Кабиллау денежную ссуду в размере восемнадцати золотых экю с начислением долга в десять су сверх упомянутой суммы в день перед Рождеством каждого последующего года и выплатой указанного долга в любое угодное мне время, но не долее, чем в срок шесть месяцев. Полный расчет по долгу обязуюсь произвести в течение восемнадцати месяцев со дня, когда Его Светлость герцог Бургундский Карл вернется из похода."

ГЛАВА 1. РОГИР ВАН ДЕР ВЕЙДЕН

Фалерн - сорт италийского вина из Северной Кампании.

Фуке Жан (1420-1481) - яркий французский живописец, представитель раннего Возрождения. Его кисти, в частности, принадлежит портрет Карла VII, отца Людовика XI.

"Томпсон" - первый массовый автомат американского производства. Был весьма популярен среди гангстеров 20-30-хх годов.

Сеньяль (фр. signal) - вымышленное имя, псевдоним, который влюбленный (как правило, трубадур) давал своей возлюбленной. Например "Изольда" (разумеется, в предположении, что объект куртуазного поклонения зовут не Изольда) или "Та, Что Лучше Всех". В расширенном понимании - ласкательное прозвище. Примеры современных псевдо-сеньялей: "котик", "солнышко", "симпапусик", "рыбка".