Я говорил, что лучше промолчать? - Эстель Маскейм

Пятью годами ранее

– Поверить не могу, – в пятый раз за вечер сокрушается мама. – Какой позор!

Я сижу за кухонным столом, на лбу у меня влажное полотенце. Мама одной рукой прикладывает к моему лицу пакет со льдом, а другой гладит меня по голове. Заставив меня поднять подбородок, она придирчиво оглядывает мои синяки и тихо стонет. Да, знаю, выглядит пугающе. В этот раз отец расстарался: то, что он натворил, невозможно спрятать.

Глаз заплыл и не открывается. Кожа вокруг него почернела и приобрела фиолетовый оттенок. Рассеченные губы распухли. На щеках образовались кровоподтеки. Создается ощущение, что все лицо у меня раздулось и стало раза в два больше. Больно даже моргнуть и пошевелить губами. Поэтому молча смотрю в одну точку, пока мама возится со следами побоев и перемещает пакет со льдом выше, к фингалу под глазом. Никогда не забуду, как она ахнула, придя с работы и увидев меня.

– Не понимаю, почему они накинулись именно на Тайлера, – с ожесточением и горечью бормочет она себе под нос. Обычно спокойная и доброжелательная, мама сегодня кипит от гнева. – Двое ребят подрались, поколотили друг друга, а наказали только одного? Это несправедливо! Завтра же позвоню директору!

Отец неподвижно стоит в другом конце кухни, неловко опираясь на стол.

– Элла, брось, не надо… – тихо возражает он, уставившись себе под ноги. – Тайлера все равно уже отстранили.

– Как это – брось? Питер, ты что, с ума сошел?! – накидывается на него мама. Ее тушь размазалась, волосы растрепались, но мама даже не думает приводить себя в порядок. Ей сейчас не до того: она возмущена до глубины души. – Только взгляни, что наделал этот хулиган!

Развернув меня, мама демонстрирует ему мое разбитое лицо. Отец не поднимает глаз. Должно быть, ему слишком стыдно. Вырвавшись из маминых рук, вновь отворачиваюсь. Не хочу его видеть. Ненавижу!

– Я первый начал, – бурчу я. – Блейка не за что наказывать.

Не надо звонить директору. Блейк ни в чем не виноват.

– А ты вообще помолчи, Тайлер! – срывается мама. – Ты меня очень рассердил!

Наверное, впервые в жизни она смотрит на меня с разочарованием, и мое сердце болезненно сжимается.

– Зачем ты вообще полез в драку? – Мама осторожно прижимает пакет со льдом к моим распухшим губам, и я вздрагиваю: лед неприятно морозит кожу.

– Прости, мам. Я больше не буду, – шепчу я.

Я и правда сожалею. Не понимаю, что на меня нашло. Я впал в бешенство, и мне надо было на ком-то выместить ярость. Когда я ударил Блейка, мне стало легче. Может, и отец меня бьет, потому что ему после этого легче?

– Ты же всегда был таким добрым, милым ребенком! – Мама вздыхает и, потерев лоб, передвигает пакет со льдом по моей щеке. – Чем этот мальчик тебя обидел?

– Ничем.

– Не мог же ты наброситься на него просто так! Наверняка у тебя были причины. – Мама почти в точности повторяет слова директора.

Она понять не может, почему я отказываюсь сказать ей правду, и расстраивается. Но я не могу. Иначе сломаю ей жизнь.

– Не всем нужны причины, – шепчу я, покосившись на отца.

Видимо, почувствовав, что я смотрю на него, он на мгновение поднимает взгляд. Надеюсь, он успел заметить ненависть в моих глазах. Точнее, в одном глазу, потому что второй после побоев не открывается.

– Тайлер, раз уж тебя отстранили от уроков, ты теперь под домашним арестом, – заявляет мама и отдает мне пакет со льдом. – Иди к себе.

Я не удивлен, хотя раньше меня никогда не сажали под домашний арест. Виновато опускаю голову, выражая раскаяние. Я не хотел огорчать маму. Жаль, она этого не знает.

Слезаю со стула и иду в коридор. Отец исподлобья настороженно за мной наблюдает. Ненавижу его! Ненавижу, ненавижу!

Захожу в свою комнату и громко хлопаю дверью. Плевать, что подумает отец. Я его не боюсь. Все равно больше, чем сегодня, он уже не сможет мне навредить.

За все четыре года отец никогда не избивал меня с такой жестокостью. В этот раз его даже не заботило, что у меня на лице останутся очевидные следы побоев, что все их заметят. С каждым днем он все больше и больше слетает с катушек. Отец не в состоянии управлять своим гневом. Он всегда будет злым. Теперь я в этом не сомневаюсь.

Так почему же я позволяю ему издеваться над собой?

Угрюмо оглядываю комнату, вспоминая, как отец неистово швырял меня по ней. На столе даже остались повреждения. А затем, наклонившись, вытаскиваю из-под кровати старый рюкзак. Нужно прекращать выгораживать отца и спасаться, пока не поздно.

Решено: я убегу из дома.

Наши дни

Когда местный слесарь, мистер Форд, наконец открыл замок, на меня накатило ужасное смущение. Мы с Иден неловко вышли из ванной под вопрошающими взглядами мамы и Дейва. Иден говорила, что нам было поручено присмотреть за Чейзом, а мы вместо этого целых два часа торчали здесь. Конечно, родители вряд ли подозревают, что мы не так уж страдали в заточении. Иден добилась своего: я успокоился и не собираюсь ехать к Деклану.

Чтобы дверь уж точно больше не захлопнулась, мистер Форд извлекает неисправный замок и вручает его маме.

– Надо будет вставить новый, – нахмурившись, заявляет она.

– Ага, – говорю я, уставившись в пол, потому что боюсь встретиться взглядом с Дейвом. Я ведь только что целовался с его дочерью… Покосившись на Иден, замечаю, что она тоже потупилась. – Как Джейми?

– У него небольшой перелом, – объясняет Дейв и, достав кошелек, вручает мистеру Форду тридцать долларов. – Спасибо.

Мистер Форд уезжает, Иден уходит к себе, мама и Дейв спускаются на первый этаж, а я отправляюсь проведать Джейми. Я хорошо знаю, как болит сломанное запястье.

Устроившись у себя на кровати, он вертит больной рукой, рассматривая наложенную шину. Что-то екает у меня в груди. Мне всегда тяжело смотреть на ушибы и травмы братьев.

– Привет, – негромко здороваюсь я и усаживаюсь рядом с ним. – Значит, сломал запястье?

– Ага, – вздыхает Джейми. – Споткнулся о какие-то кирпичи в саду у Дилана и упал. – Вообще-то веселый, шустрый мальчик сегодня выглядит тихим и печальным. Он еще несколько секунд сидит, уставившись на шину, затем переводит взгляд на меня. – Не представляю, как ты это выносил…

– Что?

– Это. – Джейми приподнимает руку. – Переломы и вообще… Больно.

– Дело привычки, – бормочу я.

Странно, что Джейми завел об этом речь. Он избегает воспоминаний об отце и обо всем, что с ним связано. По-моему, он все еще не может отойти от потрясения после того, как увидел, что наш папа, которого он обожал, избивает меня. Это зрелище глубоко ранило Джейми. Мы никогда толком не обсуждали произошедшее. Наверное, напрасно, но нам слишком трудно об этом говорить.