Суши для начинающих - Мэриан Кайз

Поэтому она позвонила менеджеру и сказала, что не может выйти на работу, потому что у сына ветрянка. Иногда и от детей бывает польза. Если не хочешь чего-нибудь делать, всегда можно отказаться, сославшись на то, что у них высокая температура. Таким образом она в прошлом году избежала рождественской вечеринки с родителями Дилана. И в позапрошлом году тоже. Да и в этом она не преминет сделать то же самое.

Клода заворочалась, стараясь устроиться поудобнее. В спину впилось что-то острое и жесткое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся игрушечным самолетом Крейга. За окном по-прежнему кричали чайки, и эти мерзкие тоскливые крики эхом отдавались у нее в голове. Клода чувствовала себя в западне, в ловушке, в тупике. Как будто ее заперли в тесный, темный, душный ящик, где почему-то с каждой минутой делается еще теснее. Почему все так? Она ведь всегда была довольна своей судьбой. Жизнь шла в нужном направлении, с нужной скоростью, и все, что случалось, было правильно. И вдруг без всякого предупреждения жизнь остановилась. Вдруг стало некуда двигаться, нечего ждать, не о чем мечтать. Закрадывалась жуткая мысль: неужели так теперь и будет?

Тут Клода заметила, что сопение Дилана стало существенно громче. Это просто взбесило ее, и, повинуясь безотчетному порыву, она выкрикнула: «Прекрати дышать!» И грубо дернула его подушку, чтобы поменять наклон головы.

– Извини, – не просыпаясь, пробормотал Дилан. Она позавидовала его безмятежному сну, перевернулась на спину и задремала под крики чаек, пока Молли не влезла к ней на подушку, попутно стукнув по лбу. Пора вставать.

Острый аппендицит, мечтательно подумала Клода. Или микроинсульт. Что-нибудь не очень серьезное, но чтобы подольше полежать в больнице со строгим режимом посещений.

Вытираясь после душа, она поспешно напутствовала Дилана, который, зевая, сидел на краю кровати:

– Не давай Крейгу сахарных хлопьев, он всю неделю их выпрашивает, а дашь – не притронется. В конце улицы открывается новая прогулочная группа, нас всех сегодня пригласили посмотреть, что там. Не знаю, переводить ли туда Молли, но там, куда она ходит сейчас, у нее настолько не ладится, что, может, оно было бы и неплохо…

– Раньше мы с тобой говорили не только о детях, – мрачно заметил Дилан.

– Например? – насторожилась Клода.

– Не знаю. Так… о всяких вещах. О музыке, фильмах, людях…

– А ты чего ждал? – зло спросила она. – Дети – единственные люди, которых я вижу, с этим ничего не поделать. Но если уж речь зашла о всяких вещах, я тут думала, может, нам кое-что переделать в доме?

– Что переделать? – испуганно спросил Дилан.

– Ну, нашу спальню, например. – Она шлепнула на себя немного крема для тела и теперь торопливо растирала его по коже.

– Но мы всего год назад ее ремонтировали.

– По крайней мере полтора.

– Но…

Клода уже натягивала трусы и лифчик.

– Погоди, тут осталось. – Дилан потянулся размазать каплю крема ей по бедру.

– Отстань! – огрызнулась она, отталкивая его. Почему-то прикосновение руки мужа ее взбесило.

– Успокойся, пожалуйста! – крикнул Дилан. – Какая муха тебя укусила?

Теперь Клода и сама испугалась своей злости. Не надо было так. А еще больше напугало лицо Дилана – искаженное гневом и болью.

– Извини, я просто устала, – выдавила она. – Прости. Начнешь одевать Молли, а?

Пытаться одеть Молли, пока не одета сама, было все равно что запихивать упирающегося осьминога в сетку-авоську.

– Нет! – вопила она, брыкаясь и вертясь.

– Клода, помоги нам, – позвал Дилан, силясь поймать и запихнуть в рукав непослушную дочкину руку.

– Мамочка, не-е-ет!

Пока Клода держала Молли, Дилан терпеливым голосом, нараспев нес какую-то успокоительную чушь о том, какая Молли будет красивая, когда наденет майку и шортики, и как ей идут эти цвета.

Когда наконец на Моллину брыкающуюся ногу был водружен ботинок, Дилан победоносно улыбнулся Клоде:

– Задание выполнено!

Слова Дилана о том, что они теперь говорят только о детях, поразили ее. Но надо признать, что он прав. Они бьются вместе, бок о бок, воспитывают детей, они почти коллеги! И что тут такого, оправдываясь перед собою, думала Клода. У них двое детей, кем же им еще заниматься?

В новой прогулочной группе тоже не обошлось без сюрпризов. Только Клода зашла на площадку, слегка поморщившись при виде яркой размалеванной калитки, ей тут же попалась навстречу Дейдре Буллок, мамочка-профессионал. Ее доченька, Солас Буллок, была соответственно самой талантливой девочкой в мире.

– Ты не поверишь! – воскликнула вместо приветствия Дейдре. – Солас уже говорит целыми предложениями.

Выдержав приличную паузу, она поинтересовалась:

– А Молли?

Солас была младше Молли на три месяца.

– Нет, – признала Клода и тут же небрежно добавила: – Молли предпочитает общаться с нами в письменной форме.

Теперь, наверно, остальные мамаши не примут ее к себе пить кофе, но выражение изумления на лице Дейдре того стоило.

В понедельник Клода решила, что ей необходимо немедленно развеяться. То есть пойти куда-нибудь с Эшлин этим же вечером. Оторваться, как раньше, напиться, может, даже сходить в клуб и наконец-то еще раз обновить гардероб. Например, купить широкие брюки и тунику – вот только какая к ним нужна обувь? Скорее всего, высоченные платформы, но сможет ли она носить их, не чувствуя себя при этом полной идиоткой? Трудно сказать, она ведь так давно не надевала ничего модного.

В радостном возбуждении она позвонила Эшлин на работу.

– Эшлин Кеннеди слушает.

– Привет, это Клода. Слушай, – вдруг вспомнила она, – тут в пятницу заходил твой Тед, он забыл у меня куртку.

– Да, он говорил.

– Он милый, правда? Раньше всегда казался мне глуповатым, но вообще-то, когда поговорили с ним, он даже ничего, а?

– Вполне!

– Я бы с удовольствием сходила на его выступление. Он сказал, что даст знать, когда выступает в следующий раз, ты меня возьмешь?

– Да, конечно.

– Может, посидим где-нибудь сегодня вечером? Выпьем, а то и на танцы завалимся. С детьми побудет Дилан.

– Не могу, – сказала Эшлин. – У меня свидание с Маркусом. Это мой новый парень, – с гордостью пояснила она.

– Твой… кто?

– Парень, – с удовольствием повторила Эшлин. – Мы недавно начали встречаться, вчера весь день провели в постели, и он опять жаждет видеть меня сегодня.

Во времени открылась пропасть, и Клоду охватил жестокий приступ ностальгии по прошлому. Нахлынуло воспоминание о той первой любовной горячке, острое, свежее, – и отступило так же внезапно, как пришло, оставив после себя необъяснимое томление.