Королевская книга - Наталия Сова

— Снеглек, — позвала она.

Тень вытянулась, бесшумно протекла между деревьями и остановилась, поджидая ее.

— Долгая нынче осень. — Голос снегля низкий и оттого едва слышный — наполовину звук, наполовину страх.

— Последняя ночка осталась, — отозвалась Арника. — Первый Снег завтра.

Зверь вздохнул, задрал морду к темному небу:

— Скорее бы. Тоска у меня, Девонька…

Арника положила ему ладонь на серебристо-седую голову и слегка погладила между ушами.

— Это только до завтра, — ласково шепнула она, — потерпи.

Снегль благодарно прикрыл раскосые глаза и, когда Арника двинулась дальше, пошел рядом с ней — бесшумный, скользящий.

Над Иволином, Сырым Лесом и рекой Твомрой сгущалась ночь, словно настой синих осенних облаков. А где-то в неописуемой вышине между тучами и звездами медленно рождался Первый Снег.

Я открыла глаза. В комнате было темно, где-то неподалеку возился, чертыхаясь, Олан. Я поднялась на нетвердые ноги, и первое, что увидела, — дальнее зарево огней за окном.

— Пермь-Сортировочная! — хрипло сказала я.

— Что? — Олан посветил в мою сторону фонариком, вытащенным из рюкзака.

— Станция. Ее не было. Мы дома, Олан.

Дверь в номер была выворочена, стол валялся на боку, торчали ножки опрокинутых кресел. Проем двери был темен и пуст.

— Стой, — Олан подобрался ко мне, — не шевелись.

Он светил куда-то мне в живот, я опустила глаза и увидела стрелу. Она торчала из меня чуть под углом — длинная, с бело-зеленым оперением. Не успела я подумать, что мне не больно и это верный признак смертельного ранения, как Олан ухватил ее и резким движением вытащил.

Я захохотала. Стрела угодила аккурат в египетский диск Миши Пана, висевший под курткой, и застряла в толстом слое синтепона. Это обстоятельство показалось мне чрезвычайно смешным, я никак не могла остановиться. Хохоча, я осела на пол, потом прилегла. От смеха выступили слезы, и подумалось, что неплохо бы, кстати, и поплакать. Олан некоторое время стоял надо мной в замешательстве, потом наклонился и решительно влепил мне оплеуху. Я мигом пришла в себя и, кажется, даже поблагодарила его.

— Уходить надо, — сказал он сурово.

«Замок» погружен был во мрак — какая-то авария с электричеством, должно быть. Олан светил фонариком, мы спускались медленно, осторожно и — на всякий случай — по ступеням, обозначенным цифрами у меня на руке. Я прижимала к груди сумку с Королевской Книгой.

В холле стояли на страже секьюрити с мощными фонарями. По случаю внезапного затемнения они проявили особую бдительность, спросив, откуда мы идем.

— Из двести первого, — сказала я.

— Ключ сдайте. — Охранник кивнул туда, где за столиком при свете двух свечек, пригорюнясь, сидела девушка.

Я открыла сумку, запустила пальцы между страниц книги. Пластиковая закладка перекочевала в руки юной администраторши.

Мы вышли наружу. Светало. Олан торопился уйти подальше от «Замка», пока не обнаружили раскуроченный номер. Неподалеку, на остановке, я заметила знакомую одинокую фигуру. Санек Ярилло сидел на скамье, подняв плечи и упрятав ладони под мышки. Ворот нового клетчатого пальто был поднят, подбородок и рот утопали в шарфе. Вытянув ноги, он в глубокой задумчивости созерцал свои желтые ботинки, ветер трепал неприкаянный чуб.

— Сань, а Сань… — осторожно позвала я.

Он поднял голову. Тоска в его глазах сменилась недоверчивой радостью:

— Ирка! Ты как здесь?

— Да вот, мимо идем.

Ничуть не интересуясь, откуда и куда мы идем в столь неподходящее время, Санек горячо заговорил. Рассказ его не отличался особой оригинальностью: ночью Санек внезапно проснулся в номере гостиницы без всякой памяти о том, что с ним было. Подобные байки он рассказывал о себе регулярно, только на этот раз в его голосе вместо явного довольства собой проскальзывала боязливая неуверенность.

— Просыпаюсь — никого, света нет, и страх какой-то звериный внутри, ужас просто! Где я, кто я, зачем я? Стал одеваться — хорошо, фонарь снаружи светит — ни одной своей шмотки найти не могу! Все новье какое-то, я духами чьими-то пахну, по карманам… — он понизил голос, — по карманам бабло рассовано.

— Что по карманам? — не понял Олан.

— Деньги. Много.

— А что тебя смущает? — спросила я.

Санек затравленно огляделся:

— Надеюсь, я никого не ограбил, а? Ну ты вот, Ирка, как думаешь? Могу я кого-нибудь ограбить? Теоретически. Да ты на меня смотри, в глаза мне посмотри и скажи — способен я на это?

— Сомневаюсь, Санек.

— Сомневаешься… — Он вздохнул коротко и обреченно. — Ну спасибо за честность.

Ясно было, что он еще несколько дней будет отсиживаться у Иванниковых и смотреть по телевизору криминальную хронику, дабы убедиться, что в городе не произошло ничего напоминающего его случай.

— Не расстраивайся, — сказал Олан на прощанье. — Пей меньше.

— Ты лучше не сиди здесь, — добавила я. — Езжай в город.

— Это почему — не сиди? Нет, ты скажи, все-таки ты подозреваешь? Подозреваешь?

Санек вскочил и двинулся за нами. Поскольку мы с Оланом никак не реагировали на его возмущенные вопли, он в конце концов умолк и пошел в нескольких шагах позади, ссутулясь и снова впав в раздумья.

На ходу Олан безуспешно пытался остановить попутную машину. А я, тихо усмехаясь, представляла себе сцену, которая рано или поздно будет иметь место в «Замке».

Девушка спохватится:

— Коля, а у нас разве есть двести первый номер?

Охранник задумается:

— Нет.

— Нет и не было никогда, — скажет другой, работающий здесь дольше остальных.

— А че за ключ тогда? — Девушка присмотрится к карточке. — Написано — двести один.

Она перевернет карточку и, прихмурив белесые брови, прочтет написанное черным маркером: «Джайв с Серафимом никогда не ссорились!»

— Нет, я не поняла, че за фигня, Коля, а?

Примерно так я представляла себе этот эпизод, шагая по обочине дороги в сторону города.

Олан молча шел рядом, поворачивался на шум машин, поднимал руку, провожал их взглядом.

— Брось, — сказала я, — часика за полтора и так дойдем.

Небо светлело. Уже ясно было, что утро будет солнечным — пелена облаков уходила на юг, и запоздало мерцали гаснущие звезды.

— Ира, — тихо сказал Олан, — ты будешь туда возвращаться?

— Куда, в «Замок»?

— Нет. Туда.

Я пожала плечами. До сих пор я не знала, правильно ли поступила, и даже представить не могла, что может сотворить с действительностью проделанное мною отсечение событий. Ведь клялась же Горностаю — никогда ничего подобного…