Кольцо уракары - Владимир Михайлов

— Ничего, в правительстве устойчивости больше, так что с королевской партией договориться будет проще. Правда, — он вздохнул, — дороже. Но тут уж ничего не поделаешь…

— Ну, — необдуманно проговорил я, — все равно, это будет куда меньше, чем полагает президент…

И тут же спохватился: не следовало этого говорить, вот уж не следовало! Не дал себе труда подумать… Но было поздно: слова прозвучали и никак не прошли мимо слуха папы. Внешне ничего не изменилось, но у меня возникло четкое ощущение: он внутренне напрягся, насторожился, словно готовясь к схватке.

— Когда можно будет встретиться с людьми из той партии? — спросил я, стараясь показать, что ничего не понял и не заметил.

Но это не помогло: папа оставался в напряжении. Однако тоже старался никак не проявить этого.

— К сожалению, только завтра, — ответил он. — Они избегают заниматься делами во внеслужебное время. Старая традиция…

Может быть, так оно и было в действительности, и вынужденная проволочка папу огорчила: моему присутствию здесь он почему-то не радовался более. Но могло существовать и другое объяснение, к сожалению, весьма правдоподобное: он наверняка понял, что мне стала известна разница между реальными ценами на должности на Симоне-и теми, что он сообщал в центр "Т", перед которым отчитывался в расходах, иными словами — который таким путем обворовывал. В организации "Т" признается воровство только за ее пределами, и за нарушение этого правила карают жестоко. Меня же папа теперь счел, похоже, доверенным лицом самого президента, присланным для выяснения истинной ситуации на рынке постов. Я невольно подумал, что следует быть настороже. Но когда это я не был начеку?

Прощаясь с папой, я спросил, как он посоветует скоротать вечер, оказавшийся в моем распоряжении. Он нехотя усмехнулся:

— Ну, для одинокого мужчины — не вижу проблем. Правда, посоветовать ничего не могу: у меня уже и возраст не тот, и вообще я человек семейный и ничего такого себе давно уже не позволяю. Но вы спросите у вашего спутника: он наверняка в курсе.

Однако проводить вечер в компании бывшего унтера мне вовсе не улыбалось. Конечно, можно было снова овладеть и его памятью, и намерениями, чтобы он накрепко забыл обо всем, что, быть может, увидит и услышит. Будь мы на ничьей земле, я так и сделал бы. Но сейчас мы находились на его территории, где он выступал не в одиночку, а среди людей папы наверняка имелись и сенсы, которым под силу оказалось бы восстановить его стертые воспоминания, я вовсе не хотел преувеличивать своих возможностей. С другой же стороны, на предстоящий вечер у меня были намечены некоторые действия, которые мне хотелось осуществить без свидетелей. И по дороге домой (если только можно было назвать домом отведенные мне покои в пригороде), отдыхая на заднем сиденье скользуна, я составил план действий на весь остаток дня — и на часть ночи тоже, если мне понадобится дополнительное время.

Приехав, мы прямо из гаража поднялись на жилой этаж. В комнате, которую можно было бы назвать гостиной, унтер, даже не испросив разрешения, развалился в одном из кресел, как бы показывая, кто здесь настоящий хозяин, и закрыл глаза — наверное, чтобы посмотреть по своему мику какой-нибудь вариабль со стрельбой и любовью. Мне захотелось выяснить, как отложилась в его памяти наша первая встреча — на корабле, помнит ли он меня вообще, а также как далеко простираются его нынешние полномочия, и я проговорил:

— Может, приготовишь что-нибудь на ужин?

— Я вам не повар, — ответил он, не поднимая век. «Ну, ладно, — подумал я. — Придется заняться тобою всерьез, а то ты совсем обнаглел».

— В таком случае я пойду куда-нибудь — закусить и развлечься. А ты отдыхай спокойно.

— Вам выходить не велено, — откликнулся он, все так же не открывая глаз: наверное, действие, которое он сейчас смотрел, было увлекательным, и ему не хотелось отрываться от него.

— Я ухожу, — проговорил я, вставая. — И что ты мне сделаешь?

Тут он взглянул наконец на меня. И привычным движением выхватил из наплечника дистант:

— Сказано сидеть — значит, сиди!

— Что же ты — в меня стрелять будешь?

— И буду, — ответил он уверенно.

— А что тебе скажет папа?

— Скажет спасибо, — проговорил он, усмехнувшись. Я уже воздействовал на него, освобождая его сознание и память от наложенных другими запретов. Он не сознавал этого: мое давление было постепенным и мягким.

— Если со мной хоть что-нибудь случится — начальство папу не поблагодарит. А уж он на тебе отыграется.

— Испугал! — фыркнул унтерюга. — Что ему кто сделает? Тебя тут вовсе и не было, так что и спроса никакого.

— Интересно. Где же я, по-твоему?

— Откуда нам знать? Потерялся где-то по дороге сюда. От нас уже ушла депеша: не прибывал, и ничего знать не знаем…

Я понял. Совершенно случайно я проник в дела папы, которые президент наверняка счел бы недозволительными — потому что центру от них ничего не перепадало. Папа ни за что не поверит, что это произошло без моего на то желания, для него я — ставленник президента, и если оставить меня в живых — непременно доложу шефу обо всем, что удалось вызнать. Следовательно, от меня надо избавиться. Просто и убедительно.

— Ну, — сказал я, — не может быть, чтобы ты решился так просто взять и убить меня…

Я говорил медленно, как бы мысленно взвешивая такую возможность; на самом же деле я лихорадочно искал в подсознании экс-унтера те зацепки, что были оставлены мною при нашем первом знакомстве. Я видел, что с той поры в него — исправного исполнителя — было вложено много всякого другого, и если я не обнаружу своих следов, справиться с ним будет нелегко. Но пока он смеялся в ответ на мое только что высказанное сомнение, я обнаружил их и понял, что у меня еще есть шансы стать хозяином положения. Это были как бы клеммы, к которым я мог подключиться, чтобы взять управление им на себя; так я и сделал.

— Хватит болтать, унтер! — проговорил я резко, командно. — Теперь — молчать и слушать! Его словно тряхнуло ударом тока.

— Я не унтер… — пробормотал он растерянно. — Я спутник..

— Здесь. А в армии Армага?

Это был выпад наудачу — словно в полной темноте. Но меня и сейчас продолжало интересовать: кто хотел пасти меня с самого начала?

— Я в отпуске… — Он произносил слова медленно, словно они не сразу приходили ему в голову.

— Зачем же тебя прислали сюда?

— Семена…

— Семена уракары?

— Да.

— Какое отношение имеют они к Симоне? Он сильно наморщил лоб, словно вспоминая.

— Какое отношение… к Симоне… Тут надо было сделать… Что-то нужно было сделать… Вот. Найти людей и организовать… чтобы они, если их спросят, показали, что здесь, на Симоне, семена были перехвачены, когда их привезли, чтобы отправить в другое место, и чтобы они сказали, куда эти семена должны были отправить — и куда потом их увезли в действительности…