Призраки русского замка - Владимир Большаков

Комиссар Бросс, распутывая нить преступлений в Манге, Мерикуре и Уистреаме, мог только предполагать, что он столкнулся с чем-то грандиозно зловещим, невидимой гигантской машиной, которая могла раздавить любого, кто вставал у нее на пути. Даже Готье, знавший по повадкам и агентуре своих прежних противников из КГБ и ГРУ, тоже не мог представить масштабов этой глобальной системы организованной преступности, возникшей после развала СССР и Варшавского договора. Она окончательно сложилась к началу ХХI века. На всех континентах в полном вакууме идеологии и морали действовали рука об руку политические деятели и олигархи, кадровые разведчики и профессиональные гангстеры, банкиры и наркоторговцы, дипломаты и террористы, бизнесмены и уголовники всех мастей. Итальянские мафиози открывали свои модные магазины в Москве. А воры в законе из России распределяли между собой зоны влияния в Европе и в США. Убийцы и аферисты правили бал. Жизнь человека потеряла какую-либо ценность, равно как вера в Бога, честь, нравственность, совесть, порядочность, честность и благородство. Даже воровские понятия, которые определяют, что можно вору, а что – западло, были признаны на этом «балу» обременительными. Высшей ценностью стали связи и деньги, на которые можно было в наступившие «новые времена» купить все. Если интересы бизнеса или соображения безопасности преступного клана требовали совершить убийство, причем не одно, убивали так же методично и в точно указанные сроки, как переводили деньги из банка в банк, совершая сделку. На развалинах советской империи шел великий передел собственности и власти, и те, кто в этом участвовал, не признавали никаких норм и правил, кроме одного: «Воровать будут до тех пор, пока не найдется кто-то один, кто украдет все».

Как только рухнула Берлинская стена, из бывших «стран социализма» в Старую Европу хлынул мощный золотой поток. Он не мог не размыть вековые устои неподкупных судов и полиции. Новые русские и их партнеры из Восточной Европы давали такие взятки, что, хапнув всего лишь один раз, чиновник мог обеспечить себя и свою семью до конца жизни. И чем выше пост занимали эти падшие духом люди, тем больше им платили и тем громче были в Европе коррупционные скандалы начала ХХI века. Бросс знал о деле с продажей оружия в Анголу. По нему проходили 42 подследственных, в том числе помощник советника президента Франции по африканским делам и два бывших руководителя МВД Франции. Все они получали от какого-то русского олигарха гонорары и взятки за содействие.

Бросс раньше как-то иначе представлял себе русских, может быть, под влиянием Шарлотт. Она целыми главами зачитывала ему романы Достоевского. Но, наверное, правы англичане, когда говорят, что «nobody is perfect»[26]. Были среди русских и такие, как Алеша Карамазов, а были и Раскольниковы. Бросс, как исполнительный и честный полицейский, не склонен был философствовать, но, столкнувшись с невероятной жестокостью и последовательностью убийств, с которыми ему пришлось разбираться, загрустил и сказал Шарлотт, когда она спросила, что с ним: «В мире, что-то сломалось, малыш. И мне страшно за всех нас».

Ночной звонок из Ясенево ничего хорошего Кокошину не сулил. Звонил генерал Мостовой, который его не любил по двум причинам. Во-первых, он знал, что Кокош – голубой. А во-вторых, он терпеть не мог тех, кто хоть в какой-то форме пытался реабилитировать фашизм. Даже Краминова с его тибетскими монахами и свастиками он не выносил и, когда мог, всегда ставил ему палки в колеса в его расследованиях и поисках царских сокровищ. Михаил Федорович Мостовой был совсем еще ребенком, когда немцы в 1941 году взяли Вязьму, откуда была родом вся его семья, и на глазах у него и сестры расстреляли их отца и мать, а самого Мишутку увезли эсэсовцы. Сестру приютили соседи, а самого его чудом спасла тетка – она заметила его на центральной площади в грузовике, набитом битком белокурыми ребятишками. От ужаса она едва не потеряла сознание. В городе уже шли разговоры о том, что эсэсовцы отвозили малышей на верную смерть в госпиталь, где у них до последней капли выбирали кровь для переливания раненым немцам. Другие утверждали, что служба СС специально охотилась за белокурыми русскими мальчишками, чтобы перевезти их в Германию, а там в специальных школах заставить их забыть о том, что они русские, и сделать из них «арийцев». Тетя Катя решила спасти Мишутку во что бы то ни стало. Воспользовавшись тем, что часовой отвлекся, она выхватила его из грузовика и спрятала под своим пальто, а потом проходными дворами пробралась с ним к себе.

Так ненависть к фашизму и ко всему немецкому была заложена в Мостовом с раннего детства. В свое время он сообщил на Лубянку о связях Кокошина с масонским орденом Мориса де Бриана и его неофашистским «Всемирным арийским братством», но ему недвусмысленно посоветовали не лезть не в свое дело. Потом из его ведомства наверх ушли докладные о кокошинских рыцарях и ночных оргиях у него в «ангаре». На это ему ответили, что все под контролем, а его епархия – это разведка внешняя, не наружка. Окончательно Мостовой потерял уверенность в себе, когда передал «куда следует» доклад своего агента из Каира о том, как Рубакин и Кокошин развлекались с танцовщицами живота и с мальчиками. Ему ответили, что так было нужно для дела.

Мостовой не выбросил свой партбилет и тайком поддерживал связь с коммунистами, подпитываясь в беседах с ними ненавистью к новому режиму. Он никак не вписывался в реальность новой России, где прежние советские представления о том, что можно и что нельзя, что морально, а что нет, последовательно вытравливались. И к тому же ему не раз намекали и на третью причину его нелюбви к коллеге с Лубянки: Кокошин жил за счет прибылей «РУСАМКО», а Мостовой – на скромную генеральскую зарплату. Бытие, как говорили классики, определяет сознание. И наоборот.

Встречу с Мостовым Кокошин откладывать не стал, рассудив, что в СВР появилась какая-то информация, непосредственно затрагивавшая его фирму. Так оно и было. Мостовой принял его очень сухо, как всегда, и сообщил, что только что получил данные о том, что министр внутренних дел Франции три часа назад подписал ордер на арест Мохового и обыск на его вилле в Манге.

– Премьер-министр, – сказал он многозначительно, – недавно напомнил нам всем, что сейчас ссориться с Францией крайне нежелательно. Так что, если ваш Моховой наследил где-то, следы эти надо срочно убрать.

Кокошин знал, что у Мостового перед пенсией финансовых трудностей было куда больше, чем накоплений, и решил сыграть ва-банк.

– Михаил Федорович, – сказал он, – у вас больше возможностей, чем у меня в данном случае. Если поможете, я в долгу не останусь. А все ваши расходы оплачу из собственного кармана.

– Кармана у вас не хватит, – заворчал Мостовой. – Я своими специалистами не торгую. Если мне дадут приказ, я направлю в ваше распоряжение кого нужно. Но гонорары за это я не беру. Тут вы ошиблись адресом. Мое дело было вас предупредить, генерал, чтобы ваши Моховые окончательно Россию не опозорили. А вы уж делайте необходимые выводы.