Катарина - Кристина Вуд

откровенные беседы и за то, что позволила себя привезти в его дом.

Меня трясло от злости на саму себя, ведь я дала слабину и наплевала на свои собственные убеждения. Что же я творила?! Как же стыдно мне было находиться наедине с самой собой! Какой же противной я казалась себе… Ведь я превращалась в ту девку, которой назвал меня Иван! Это же я кричала Лёльке когда-то, что даже одним глазком не посмотрю в сторону немцев! А сама?!

Пол утра я бессонно провалялась в постели. Несмотря на то, что кровать была по-королевски мягкой и удобной, я не смогла сомкнуть глаз. И первые лучики солнца за окном были и вовсе не причем. Всю усталость как рукой сняло после происшествия с Мюллером. Меня настолько потрясло его прикосновение и неожиданная откровенность, что тело мое вмиг забыло про сон.

Все мысли были заняты лишь одним человеком.

Тяжело было, что немцы так близко. Что он был так близко…

Глава 18

В помещении раздался неторопливый дверной стук.

Судя по тому, что раздавался он чуть больше минуты, я все же заснула. Распахнуть глаза оказалось непосильной задачей, но я силком заставила себя встать с постели и открыть замок. За дверью стояла женщина лет тридцати-тридцати пяти с серебряным подносом еды в руках. Кажется, ее звали Эмма.

— Доброе утро, — прохрипела я, прокашлявшись в кулак.

— Доброе утро, фройляйн, — холодным тоном произнесла она, оглядев меня высокомерным взглядом, а затем последовала в комнату. — Гер Мюллер распорядился подать вам завтрак.

— Спасибо, — поблагодарила я и уселась на кровать.

Женщина в это время поставила поднос на прикроватную тумбу. Отчего-то мне было неловко принимать завтрак с рук такой же обычной девушки-горничной, коей являлась и я в той стране. Но, судя по ее имени, она являлась коренной немкой.

Эмма с нескрываемым презрением в бледно-зеленых глазах рассмотрела мой внешний вид. Затем поправила собранные в пучок волосы цвета пшеницы и без особой на то надобности стряхнула невидимые пылинки с одежды. На ней было светло-розовое платье с белым воротником и таким же белоснежным фартуком.

— Гер Мюллер велел передать что-то еще? — осторожно спросила я, когда женщина продолжила стоять посреди комнаты. — Он еще здесь?

— Оберштурмбанфюрер отъехал час назад. Его водитель ожидает вас внизу. А вам гер Мюллер просил передать, чтобы вы не задерживались и не доставляли лишние неудобства его семье, — бесцветным голосом произнесла Эмма, гордо вздернув подбородок. Больше ее надменные глаза с зеленцой не касались моего лица. — Такие как вы не должны смущать приличных дам и вообще находиться в доме уважаемых людей…

Я тут же вскочила с кровати, раскрыв рот от возмущения. Но женщина быстро покинула комнату, громко прикрыв за собой дверь. Я нервно провела руками по лицу, а затем и по распущенным волосам, накручивая кончики на указательный палец.

Как же она… Неужто Эмма приняла меня за… проститутку?!

Завтрак так и остался нетронутым. Слова горничной Мюллера отбили всякий аппетит и только разозлили меня, испортив настроение на весь день. Что о себе возомнил этот немец? А Эмма? Это еще раз доказывало, что все немцы были чересчур высокомерными…

Я наспех причесалась, с горем пополам прикрепила шляпку и накинула белоснежный пиджак. А после спустилась на первый этаж, где в гостиной обнаружила седовласую женщину лет шестидесяти. Она сидела в кресле напротив окна и молча вязала что-то наподобие носков. У нее была железная осанка, на удивление осиная талия для тех лет и тонкий вздернутый подбородок. А стеклянный и рассредоточенный взгляд ее странным образом был направлен не на спицы и пряжу, а в сторону окна.

Я остановилась на половине лестницы, не решаясь пройти дальше. Старушка — а в тот момент я была уверена, что передо мной сидела Мария Александровна — медленно оглянулась в мою сторону, и ее пустой взгляд мельком скользнул по мне. Моему взору открылись ее милые благородные черты лица с ровным носом со вздернутым кончиком, выраженными скулами и бледно-синими глазами. Но вместо того, чтобы поздороваться, она осторожно поинтересовалась на чистом русском:

— Леночка, это ты? Что-то забыла?

В тот момент до меня дошло очевидное — мать Мюллера была незрячей. Горькое осознание мгновенно подскочило к горлу и проявилось в виде застилающих взор слез. Ее рассеянный взгляд застыл возле моего лица, а я растерянно прикрыла губы, чтобы перестать дышать… чтобы исчезнуть, раствориться, и больше не испытывать то изматывающее смущение.

Так горько и мерзко стало на душе, поэтому я тотчас же стыдливо выбежала в гостиную и направилась в коридор. Мюллер не упоминал прежде, что его мать незрячая… вероятно, чтобы не вызвать у меня чувство жалости и сострадания. Быть может, он не желал таким образом раскрывать все секреты своей семьи?

На ходу сглатывая слезы, я не могла отделаться от ощущения, что поступила гадко и подло. Словно нарушила парочку законов и стыдливо убегала из дома, не поздоровавшись и не представившись его матери. Горько мне было и от того, что еще буквально несколько минут назад я едва ли не презирала Мюллера и всех немцев в придачу… А оказалось, он ухаживал за незрячей мамой и содержал не только ее, но и младшую сестру.

Проскользнув через парочку длинных коридоров, я вышла к крыльцу, где уже вовсю тарахтел автомобиль со скучающим незнакомым шофером внутри. Рядовой в привычной зеленой полицейской форме выскочил из машины и открыл мне дверь. Я благодарно кивнула, села на заднее сидение и облегченно выдохнула, что покидаю наконец дом Мюллера.

— Китти! — вдруг раздался женский незнакомый голос позади, прерываемый грохочущим мотором. — Постойте, Китти!

Я невольно оглянулась, когда автомобиль уже тронулся с места. Вдалеке обнаружила молодую девушку в окружении двух маленьких деток в возрасте около двух и пяти лет. Вероятно, это была сестра Мюллера. Она бежала в мою сторону, одной рукой придерживая соломенную шляпку, а другой длинную бежевую юбку. Девушка кричала мое имя, но я молча отвернулась и попыталась забыть тот странный инцидент.

Я покинула его дом и не соблюла даже элементарные правила приличия…

* * *

— О, з'явилася-таки, — съязвила Ольга, встретив меня в коридоре. — Поки ти по свадьбам шлялася да у Мюллера знову ночувала, Аська твоя в обморок падала! Ага… целых три раза падала, а тебя все нет и нет!

— Как падала? — впопыхах спросила я, расстегнув пиджак. — Что стряслось?

Мы быстрым шагом поднялись в нашу спальню. Я застала бледную Асю лежачей на кровати и накрытую одеялом, а подле нее находился обеспокоенный Колька.