Офицерский штрафбат. Искупление - Александр Пыльцын

А тогда, в июле 1944 года, мы подошли вскоре довольно близко к тому самому Бугу, на котором стояла еще не известная нам своей легендарностью Брестская крепость. В том месте, куда мы подошли, Буг оказался сравнительно нешироким, со спокойным течением. На другом его берегу среди уже заметно пожелтевших полей вилась грунтовая дорога, уходящая в синеющий недалеко лесок. Вроде бы знакомый русский пейзаж, с березками, но там, за Бугом, уже «заграница», Польша.

Между тем нас разыскал мой друг, ПНШ по разведке капитан Боря Тачаев, который привел сюда одноконную подводу с боеприпасами. Целую подводу на один мой взвод! Оказывается, наш Батя-комбат «мобилизовал» почти всех офицеров штаба и хозяйственных служб на доставку боеприпасов и даже индивидуальных перевязочных пакетов. Вот это был подарок! Подарком для меня лично было то, что именно Борис доставил нам боеприпасы. К нему я давно, еще с Рогачевского рейда батальона в немецкий тыл, испытывал чувства благодарности и какого-то особого уважения к его улыбчивости и дружелюбию. Знал он и о моем неумении плавать, особо волновавшем меня перед Бугом, более опасным, чем Друть… Но именно его дружеское ободрение придавало уверенность и перед этой рекой.

Борис рассказал мне, что где-то в километре за нами ждут наступления еще несколько повозок, но груженные пограничными столбами, уже раскрашенными по стандарту, и даже с металлическими гербами Советского Союза и соответствующими надписями «СССР». Молодцы пограничники, знают, что штрафбат уверенно преодолеет границу-реку и отвоюет Советскую землю, а наши пограничники вновь (и навсегда!) будут стойко стеречь границы Родины.

Форсирование реки планировалось с рассветом, мы располагали каким-то резервом времени, чтобы дать дополнительный отдых бойцам, хотя определенная часть ночи ушла на дозаряжание оружия, подготовку к форсированию и к предстоящему бою. Для преодоления реки вброд нужно было так расставить бойцов, чтобы каждый не умеющий плавать (на солдатском жаргоне — «топор») находился между двумя умеющими. Кто-то из штрафников, уже имевший опыт, предложил собрать обмотки от ботинок, связать их на каждое отделение в длинную связку, чтобы за нее могли держаться все, как за импровизированный спасательный канат.

Да мало ли какие еще меры надо было предусмотреть, а главное — дозарядить оружие. В нашей роте, вооруженной в большинстве автоматами ППШ (по-солдатски — «папашами»), дозаряжание оружия, особенно ночью, было сопряжено с большими неудобствами. С винтовками проще, а чтобы дозарядить дисковый магазин автомата, нужно снять крышку, завести пружину выталкивающего устройства, ухитриться при этом не рассыпать патроны из улитки магазина, на ощупь дополнить ее до предела. А предел у него — 71 патрон.

Не каждому это удавалось сделать сразу, как и солдату, впервые обувающему ботинки с обмотками. Прежде чем их намотать, он не раз убеждался в том, что они, коварные, иногда выскакивали из рук и разматывались во всю длину. И тогда начинай все сначала! А ночью-то найти обмотку проще, чем семь десятков патронов!

В течение этой ночи нужно было незаметно для противника разведать и обозначить броды, вместе со снаряжением подготовить оружие к преодолению сравнительно крупной водной преграды. Я, да и все мы были обрадованы, когда к нам из соседнего полка прибыл офицер с двумя солдатами и сказал, что ему приказано подорвать несколько крупных деревьев, стоящих прямо на берегу, чтобы облегчить переход реки вброд. Подрыв они будут делать в целях маскировки во время артподготовки, но пообещал, что комли деревьев при этом оставят на берегу, а кроны — в воду. Сомневался я в такой точности подрыва и лихорадочно искал способ преодолеть наиболее глубокую часть реки у нашего берега. После рогачевской Друти меня мучила мысль, почувствую ли я ногами твердь дна у того берега.

С рассветом заговорила артиллерия, подорвали саперы деревья, но так, как задумывалось, удалось только (опять везение!) на участке моего взвода. Дерево действительно легло в точном соответствии с обещанием — поперек прибрежной части русла реки, комлем на берегу. Крона его упала в воду, к нашей радости, ее не сносило течением, своими ветвями дерево легло на мелкую часть дна реки и упиралось в него широкой кроной. Я снова подумал: то ли судьба опять мне благоволит, то ли какая-то высшая сила меня охраняет. Ведь мои «успехи» в плавании после февральской купели в Друти не улучшились.

Немцы почему-то отстреливались довольно вяло, в основном из стрелкового оружия. С началом форсирования дерево, подорванное на нашем участке, значительно облегчило нам действия. Для «топоров» это был почти мост. Кроме того, и обмотки сыграли свою роль. Да и предыдущий месяц без дождей сделал эту реку сравнительно маловодной, что также было подарком всем нам, и мне в частности.

Фашисты уже в который раз практически серьезно не сопротивлялись, оставили свои позиции, отступили, испугавшись штрафбата, того напора и той быстроты, с которыми мы, пешие, успевали догонять немецкие моторизованные заслоны.

Заняв прибрежную часть западного берега, бойцы быстро стали приводить себя в обычное состояние, даже обмотки кое-кто успел намотать. Была передана команда преследовать противника параллельными маршрутами ротных колонн. Особое внимание уделялось разведке, в том числе и на предмет обнаружения мин.

Теперь мы были на территории Польши, граница СССР позади! Нам досталась почетная и вместе с тем нелегкая миссия вернуть Советскому Союзу его западную границу, а многострадальной Белоруссии — ее славный город Брест, героизм защитников которого был, к сожалению, по достоинству оценен лишь через много лет после войны. Еще в окопах, в ожидании, когда окажемся «за границей», на земле другой страны (а очень многие из нас никогда даже и не собирались побывать за рубежами Родины), мы много говорили об этом.

Среди штрафников были участники освобождения Западных Белоруссии и Украины в 1939 году. Живые участники тех походов, они рассказывали о разных происшествиях. Говорили, например, будто в колонны красноармейцев из толп населения бросали букеты цветов, в которые иногда были упрятаны… гранаты! Не очень верилось в это, но настораживало.

А сейчас наша ротная колонна была построена так, чтобы при необходимости можно было быстро развернуться в цепь. Вперед высылалось усиленное походное охранение, в состав которого входили и бойцы с самодельными щупами для обнаружения мин. Всего через километр-полтора встретился пожилой поляк, сносно говоривший по-русски. От него мы узнали, что немцы уехали на машинах, как только на реке загремела канонада. Значит, прошло уже около двух часов. Никаких признаков засад или заслонов не было. Пройдя от берега километров 5–7 на запад, мы должны были повернуть на север и выйти восточнее Бяла-Подляски на автостраду Брест — Варшава. Главная задача этого маневра была оседлать автостраду, завершить окружение в Бресте большой немецкой группировки, перекрыть коридор и отрезать им путь возможного отхода. Нашему батальону и полкам 38-й дивизии как раз и ставилась эта задача.

Полные решимости поскорее достичь этого шоссе, мы безостановочно двигались по проселочной дороге сквозь все более сгущавшийся лес. И вдруг в середине колонны второго взвода раздался сильный взрыв! Было похоже, что разорвался крупный снаряд. Сразу пришла мысль, что заслон на этот раз нам поставили мощный. Прямо у меня на глазах люди из взвода моего друга Феди Усманова падали, как снопы, ногами к месту взрыва. Упало несколько человек и в моем взводе. Я сам почувствовал такой сильный удар в грудь, что еле устоял на ногах. Почти одновременно с этим взрывом стали раздаваться менее мощные хлопки по обе стороны дороги, куда бросились оставшиеся. Будто по хорошо пристрелянному месту немцы теперь били из минометов небольшого калибра. Творилось что-то невероятное.