Шейх - Амира Ангелос

- Ты не виноват.

- Я думал, что предотвращу этим войну… Идиот, что сказать.

- Тебе не нужно извиняться, правда.

- И то, что вышло вчера… - Юсуф морщится. – Я не хотел этого. Мне жаль. Это принесло проблемы…

Он говорит о Ксении. В тот момент, когда мы ворвались в комнату и увидели страшную картину, не было времени о чем-то договариваться. Я лишь подал незаметно знак, чтобы Юсуф прошел незаметно, пока я отвлекал на себя все внимание безумной женщины. Мы выросли вместе, в разных переделках побывали, поэтому понимали друг друга с полуслова. И все же это было очень рискованно. Но я не знал, не было времени оценивать риски, анализировать, есть ли другой выход. Я надеялся, что смогу убедить Ксению… Но когда на шее Виталии выступила кровь…

Меня передергивает от этого воспоминания. Никогда еще не чувствовал себя настолько ничтожным и беспомощным, как в ту минуту.

- Ты все правильно сделал, Юсуф. Ты спас жизнь моей любимой.

- Но она очень страдает…

- Да. Это была ее сестра.

- Она не простит тебя? Она кричала о ненависти… Если это из-за моего поступка… Пусть ненавидит меня. Я хочу поговорить с ней. Попросить прощения. Сказать, что ты не виноват.

- Думаю, у тебя будет эта возможность, но должно пройти немного времени. Сейчас Виталия с матерью. Думаю, ей нужно дать время, чтобы успокоилась.

- Я всей душой надеюсь, что вы воссоединитесь, Кадир. Ты любишь ее. Это видно, и, наверное, это прекрасно. Я бы хотел узнать, что значит подобное чувство.

- Это больно, Юсуф, - улыбаюсь горько. – Больно, но в то же время – невероятно прекрасно.

- Не отпускай ее… Даже если захочет. Держи…

Я не успеваю ничего ответить, впрочем, и не собирался. Нас прерывает стук в дверь, в комнату заглядывает Арифа.

- Время перевязки, мой господин.

- Хорошо, проходи, - вздыхаю.

- Я пойду, - кивает Юсуф и выходит за дверь.

- Как там Виталия? – спрашиваю Арифу. – Ай, больно, - морщусь, потому что она как раз отдирает пластырь с раны.

- Бедняжка столько натерпелась! Вы еще спрашиваете, как она! Как вы могли допустить…

Арифа осекается, видя выражение моего лица. Служанке не пристало отчитывать господина, даже если она его вырастила, и она это понимает.

- Простите, я не должна была все это говорить…

Ничего не отвечаю Арифе. Мне нечего сказать, она права во всем. Я допустил, чтобы мою женщину похитили. Неважно, что дядя строил козни, организовал ловушку, в которую я попался. Правда, нарушил в последний момент планы Иршада, не дал захватить себя в плен, сумел уйти от погони, хоть и был ранен. Смог добраться до своих людей, как раз меня нашел сбежавший из плена Юсуф… Было много всего. Драк, боли, крови. Думал ли я в эти моменты про Виталию?

Мне кажется с момента как я ее похитил, не переставал ни на секунду думать о ней.

Как я мог недооценить Раину?

Знал о ее похотливых мыслишках. Знал, что ей не нравится присутствие во дворце Виталии.

Но я был уверен, что девушка рядом с матерью и сестрой… что не одна. Хотя не считаю это оправданием.

Я уехал после ссоры. Сказал ей, что она свободна, хоть и знал в тот момент, что не отпущу… не смогу отпустить.

Едва покинул дворец, как все мысли – только о ней…

О том, что никогда и ни с одной женщиной мне не было так хорошо. Не знал другой такой, чтобы обладала такой невинностью, органично переплетенной с чувственностью, которой я не мог сопротивляться.

Виталия научила меня смотреть по‑новому на привычные вещи, увидеть в них то, чего прежде не замечал. Сначала я просто наслаждался, потом какое-то время даже был обеспокоен той глубиной близости, что появилась между нами. Я все еще пытался говорить себе, что все временно, что рано или поздно нам придется расстаться. Но в глубине души уже знал, что не смогу отпустить…

Это открытие было пугающим. Привязанности пробуждают в людях худшее, этому я не раз был свидетелем.

Я был уверен, что ни одна женщина не заполнит мое сердце целиком…

Но хрупкая русская красавица сделала это, а я даже не понял как.

И внезапно все достижения, все цели стали казаться пустым миражом.

Не могу противиться желанию увидеть ее. Делаю это глубокой ночью, зная, что она спит крепко, под успокоительными. Это сообщила мне Арифа, которую вечером встретил с подносом – она несла «лекарства для госпожи». Мою малышку мучают кошмары… Как бы я хотел повернуть все вспять, чтобы она не пережила всех тех ужасов.

Я не видел ее сутки, а кажется – вечность. Когда бесшумно проникаю в ее комнату, меня бросает в дрожь.

Рассматриваю Виталию, спящую, словно младенец. Во сне, временно отстранившись от тяжелых мыслей, на первый взгляд она кажется безмятежной. Изящная и очаровательная, словно статуэтка из дорогого фарфора. На прикроватной тумбе слабо включенная лампа освещает следы истощения на лице. Синяки на запястьях, потому что мерзкая сука Ксения связала ей руки… Глянцевая золотистая кожа выглядит болезненно-бледной, напоминая тонкий пергамент. Под глазами залегли темные круги. Густые ресницы отбрасывают тень на скулы, подчеркивая их совершенный овал лица. И уродливый белый пластырь на шее – место пореза. Он неглубокий, я первым делом проверил насколько опасна эта рана, потом освободил запястья Виталии, когда унес ее из комнаты, где погибла Ксения. Только после обработки раны я смог немного успокоиться. Надеялся поговорить с Виталией, но она словно в ступор впала – накричавшись она не произнесла ни слова, пока добирались до моего дворца. Больно сейчас вспоминать это снова и снова. Лучше лишние секунды насладиться ее красотой.

Жадно впитываю каждый дюйм ее женственности. Боль в паху пульсирует, напоминая зубную. Никогда в жизни так не хотел женщину. Где мое хваленое хладнокровие и сдержанность? Чертово желание поднимается до таких высот, что меня колотит от усилий сдержать себя. Дыхание со свистом вырывается сквозь стиснутые зубы. Я даже не подозревал, что сексуальная неудовлетворенность может быть такой болезненной.

Хочется прикоснуться к любимой, почувствовать под рукой мягкость женской кожи. Подарить ей тепло и защиту собственного тела: придвинуться поближе, дотронуться, заключить в объятия и не выпускать...

Только уверенность, что меньше всего на свете Виталии сейчас нужны мои прикосновения, а также страх разбудить, напугать ее, удерживает на месте.

Сколько не пытаюсь взять себя в руки, возбуждение нарастает, желание пульсирует в отвердевшей плоти. Неимоверным усилием воли заставляю себя выйти из комнаты.

Мне нужно на воздух, я задыхаюсь…

* * *

Сталкиваюсь с Талией, спешащей к дочери.