Экспедиция "Тигрис" - Тур Хейердал

— Обойти не удастся! — крикнул он. — Нас несет прямо на скалы!

— Тогда войдем в бухту и отдадим якорь! — крикнул я в ответ.

Не теряя времени, мы вызвали на палубу всю команду. Убрали топсель. Повернули грот. Курсом фордевинд вошли в широкую бухту, оставляя мыс справа. И залюбовались великолепным зрелищем — очень впечатляюще выглядел черный дракон. Пурпурное небо за ним светлело на глазах, и вот уже первые серебристые лучи, протянувшись над его головой и над «Тигрисом», озарили слоновую кость утесов по другую сторону залива. В глубине бухты возникли три белых паруса. Когда они приблизились, мы подняли пакистанский флаг — звезда и полумесяц на зеленом поле с белым краем. Однако рыбацкие лодки миновали нас на почтительном расстоянии. Внутренний берег бухты терялся вдали.

Тору и Асбьёрн сели на резиновую шлюпку, чтобы поснимать восход и промерять ручным лотом глубину перед нами.

— Пять саженей! Четыре сажени! — кричали они.

Только вошли в бухту, а уже так мелко! Вода и здесь была молочного цвета.

Норман попробовал вызвать по радио Ормару, Карачи, Бахрейн, потом послал вызов «всем, всем» — надо же было как-то запросить разрешение на высадку. Но нас никто не слышал. Оставалось готовить якоря и подходить к берегу незнакомого залива без разрешения. И без карты, продолжая измерять глубину. Впрочем, она больше не менялась. Посреди бухты мы убрали грот и на глубине четыре сажени отдали оба якоря. Они поползли по песчаному дну, и мы отметили, что ветер с моря усиливается. Над океаном громоздились низкие облака; по берегам залива крутились в воздухе песчаные вихри. Надвигался шторм, и хотя мыс частично прикрывал нас от ветра, «Тигрис» заплясал на высоких волнах, продолжая волочить якоря.

Непуганые птицы бесстрашно садились на палубу рядом с нами. Крупная олуша опустилась на воду около качающейся шлюпки и оставила свою визитную карточку на Детлефе, когда он отказал ей в удовольствии спокойно посидеть на весле. В этих местах явно не было заведено охотиться на птиц, зато, когда три лодки проходили мимо нас, мы почти за километр уловили явственный запах рыбы.

В полдень мы все так же волочили оба якоря, и ветер напирал немилосердно. Погода не располагала к тому, чтобы, подняв якоря, маневрировать по соседству с незнакомыми скалами в поисках более крепкого грунта. Я решил послать Нормана и Рашада на разведку — пусть поищут людей и либо на английском, либо на арабском языке выяснят, где нам лучше отстаиваться. Асбьёрн сел на весла, все трое надели спасательные жилеты, и нагруженная до предела резиновая шлюпчонка тронулась в путь, ныряя в ложбины между волнами.

Шли часы. Вернулся Асбьёрн, доложил, что прибой зверский, но они отыскали в крайней правой части пляжа защищенный уголок под скалами. Встретили человека, который кое-как объяснялся на арабском языке, и Норман с Рашадом пошли с ним. Отчитавшись, Асбьёрн отправился ждать наших посланцев. И надолго пропал.

Было ясно, что найденный разведчиками защищенный уголок недоступен для ладьи. Ветер неистово ворошил песок на берегах, якоря продолжали волочиться по дну, и за скалами показался широкий ровный участок, — очевидно, перешеек, соединяющий мыс с материком. В правом конце перешейка, о котором говорил Асбьёрн, мы рассмотрели вытащенные на песок черные лодки, однако нашей шлюпки не было видно. Зафиксировав направление на одинокие пальмы у кончика драконьего хвоста, мы убедились, что нас по-прежнему сносит, и отдали плавучий якорь в надежде, что он зароется в дно и остановит нас, как это было у Файлаки. Однако глубина была еще слишком велика. Ветер упорно теснил ладью к берегу, и промеры давали уже не четыре, а три, две с половиной, две сажени. Когда счет пошел на метры, мы подняли рулевые весла вровень с днищем и закрепили их в этом положении.

Для нас, оставшихся на борту дергающего якорные канаты «Тигриса», потянулись волнующие и тревожные часы. Мы не опасались за свою жизнь — разве что прибой смоет нас и выбросит на камни. Нас беспокоила судьба палубного груза, и мы боялись, что уже не сможем продолжать плавание, если «Тигриса» прибьет к этим пустынным берегам. Со всех сторон доносился ритмичный грохот вздыбленной череды разбивающихся валов, которые вторгались в бухту с моря. Только по грохоту и можно было судить о высоте прибойных волн, поскольку мы видели их пологий задний скат.

Наши страхи и волнения не помешали нам по достоинству оценить окружающую экзотику. Эффектной декорации — обрамленная с одного края каменным занавесом плоская песчаная сцена под открытым небом — вполне отвечали не менее картинные персонажи. Представление началось с того, что из-за хвоста дракона появился верблюжий караван и прошествовал через всю сцену, протянувшуюся на шесть или семь километров. Погонщики в чалмах, мешковатых шароварах и пестрых халатах вели своих длинноногих трудяг вдоль самого края, по уплотненному влагой песку. Не успевал один караван скрыться за скалами слева, как справа показывался другой. От двенадцати до четырнадцати верблюдов степенным шагом пересекали сцепу от края до края. В обратном направлении шли погонщики с одним-двумя верблюдами, которые несли огромные охапки сушняка. Рядом с погонщиками или следом за ними семенили женщины с большими связками хвороста на голове, облаченные в длинные одеяния зеленого, красного и других ярких цветов. Вскоре разделяющее нас расстояние сократилось до каких-нибудь четырехсот метров, и, отделенные от них барабанами прибоя, мы чувствовали себя так, будто и впрямь сидели в партере театрального зала, тем более что люди на берегу совершенно не обращали на нас внимания. Хоть бы один остановился или повернул голову, чтобы взглянуть на пришельца из чужого мира — камышовую ладью, которая медленно ползла по воде кормой вперед, дергая якорные тросы.

Даже трусившие рядом с голенастыми верблюдами собаки и козы не смотрели в нашу сторону. Между тем мы приблизились к берегу настолько, что видели выброшенные на песок пучки водорослей. Озабоченные спасением судна и нашего имущества, мы в то же время жадно созерцали необычные картины. Вряд ли можно было бы в наш век найти другую обстановку, в которую так хорошо вписывалась бы камышовая ладья. Казалось, весь этот спектакль поставлен специально для нас, моделирующих историю.

Где-то за дюнами справа, куда люди и верблюды спешили с вязанками хвороста, явно находилось селение. По эту сторону дюн лишь несколько глинобитных лачуг приютились под пальмами у драконьего хвоста, выше извлеченных на берег лодок. Вдалеке над песками торчала макушка мечети. Видимо, кочующие в пустыне мусульмане по случаю пятницы побывали в селении, а теперь возвращались к себе. А те, что собирали хворост, торопились домой, пока солнце не ушло за горизонт на западе.

Полной неожиданностью для нас было увидеть круживших над ладьей фламинго. Вытянув шеи и ноги, они летели клином, словно стрелы, пущенные тетивой. Немного спустя пошел дождь, загремел гром. В открытом море явно бушевал шторм, от которого нас частично прикрывал мыс Ормара. Шлюпка с нашими ребятами не возвращалась. Тишина на борту «Тигриса» оттенялась ритмичным гулом прибоя и раскатами грома. На открытом камбузе Тору молча жарил корифену с луком. Эйч Пи промерил глубину своим страховочным леером и доложил: «Два метра», Я проверил, получилось два метра двадцать сантиметров. В тихую погоду это означало бы полметра глубины под днищем. Но погода была отнюдь не тихая. Прибой давно подбирался к нам, и теперь могучие валы, вырастая за ладьей, с маху обрушивались на камышовые бунты. Поскольку якорные тросы держали нос, корма смотрела на берег, и тут оправдала себя изящная серповидная конструкция. Ма-гур был создан не для речного судоходства. Высокие дуги помогают отстояться на якоре в шторм; нос и корма возвышаются над гребнями частых волн, словно шея и хвост лебедя. Взмывая вверх, широкая крутая грудь «Тигриса» рассекала валы, потом скатывалась в ложбины, отбрасывая брызги в стороны, так что на палубу почти ничего и не попадало. Дождь мочил нас сильнее.