Знак зверя - Олег Ермаков

— Пошли? — крикнул комбат. — Счастливо!

Дембеля поравнялись с баней, слыша команды, отдаваемые дежурным сержантом: батарея! рав-няйсь!.. смирно!.. Они молча прошли мимо бани, построенной их руками, ставшей в последнее время их домом. Батарея позади: баня, свинарник, столовая, ленкомната, офицерский домик, бассейн, казарма, оружейная палатка, машинный парк, мраморная ограда, позиция с гаубицами, окопами и минное поле, позади; и ночные смены, подъемы, политзанятия, приготовления к операциям, операции, два года — позади.

По степи, напрямик, они направились к взлетной полосе, возле которой уже толпились люди.

Позади, позади — все позади. Этого не может быть.

Под толстыми подошвами крепких черных остромысых ботинок шелестела рассохшаяся земля, похрустывали серые колючие веточки. От крайней батарейной постройки их уже отделяло десять-одиннадцать-двенадцать шагов, тринадцать-четырнадцать, позади, все позади, шестнадцать... в батарее раздался крик, все оглянулись и увидели между свинарником и баней бегущую куда-то тушу.

— Хряк! — крикнул Мухобой.

Туша остановилась, повернула на голос морду с разодранным пятаком и вытекшим глазом, мгновенье она оставалась неподвижна и — медленно, яростно побежала. Дембеля попятились, пытаясь криками остановить тушу, и наконец кинулись в разные стороны, придерживая фуражки. Корректировщик-Черепаха зацепился за ржавый, занесенный песком трос, — вперед вылетел чемоданчик, покатилась фуражка, ладони с треском вломились в куст верблюжьей колючки, он встал на карачки и оглянулся, ощерясь от страха и боли. Туша, шатаясь, стояла в нескольких шагах, сопя и всхрапывая, тяжело вздымались бока в черных яблоках и красно-зеленой коросте. Корректировщик-Черепаха поднялся, не спуская глаз с туши, подобрал фуражку, чемоданчик и начал отступать, прикрывая колени. Но туша рухнула, не сделав больше ни шагу.

— Ах ты гад, — злобно бормотал Корректировщик-Черепаха. — Скотина, сволочь.

— Что он, сдох? — кричали издалека дембеля. От батареи бежали солдаты во главе с прапорщиком.

— Череп! нам пора! время жмет!

— А как он вас! — радостно сверкнул зубами прапорщик. — Силен зверь, — восхищенно закричал прапорщик, передергивая затвор. — Дал жару салабонам!

Очередь впилась в заплывшую волнистым жиром башку, туша, тонко взвизгнув, перевернулась на бок, вторая очередь провела кровавую борозду от головы до хвоста. Хряк был мертв, но прапорщик выпустил еще одну очередь — в волосатое пузо, бормоча: дал, дал жару с-салабонам, силен зверь. Корректировщик-Черепаха догнал товарищей. Стой! где твоя медаль? Пришлось возвращаться, искать медаль. Что, орлы, струхнули? — смеялся прапорщик, поводя дулом автомата. — Может, штаны кому новые выдать? Проси, дело житейское. Дембеля молча ходили вокруг измятого куста. Над неподвижной тушей уже жужжали мухи. Сколько времени?.. Свинопас разогнулся, улыбаясь и сдувая с медали пыль. Тихо!.. Они переглянулись, сняли фуражки и побежали, хрустя колючками. Из-за Мраморной выплыли стрекочущие грузные машины со сверкающими нимбами.

Голая плоская рыжая земля вдруг топорщилась, бугрилась, и к небу устремлялись колоссы, норовя всадить рога в животы машин, но нимбы поднимали тяжелые зеленые машины с закопченными боками выше и несли их над ледяными лбами, гранитными перьями и шипами, и горы неожиданно рушились, растекались степями. Вертолеты медленно плыли в огненном небе над золотистой Азией. В вертолетах было душно, сумеречно, по черным лицам катился пот. Однажды далеко в степи проступили очертания фантастического города с громадными башнями и гигантскими прозрачными деревьями, — миг спустя город развеялся, степь вновь была пуста и мертва, и только вытянутые тени вертолетов медленно ползли по убогой раскаленной земле.

Корректировщику-Черепахе досталось место у иллюминатора, и он видел этот мираж.

Всего лишь час назад вертолеты взлетели и прошли над палатками, над двурогой горой, но город у Мраморной горы уже представлялся далеким и зыбким, и временами даже казалось, что его вообще не было, что он привиделся, встал на мгновенье перед глазами и рассеялся, как этот мираж в полуденной степи.

И вот еще мираж: роща черных исполинских деревьев.

Но это был не мираж — дымы, вставшие над голыми сопками. Все прильнули к иллюминаторам. Вертолеты поднялись выше, поравнялись с дымами, дымы валили из-за сопок. С вертолетов были видны лишь черные космы и клубы и отрезок прямой трассы, уходящей в сопки. Так жирно дымит горючее и резина.

Роща черных дымов осталась позади, и вскоре ее уже невозможно было увидеть из иллюминатора. Корректировщик-Черепаха отвернулся.

Город у Мраморной горы — мираж, и люди — фантомы... Правда, там есть один живой человек... или и ее не было?

...вертолет попал в яму, сердце поднялось куда-то к ключице. Он посмотрел вниз. Близко блестел на солнце каменный гребень шоколадного мощного хребта. Не слишком ли низко летим? Отличная цель. Внизу заголубел ледник. Наверное, это максимальная высота.

Под вертолетом все еще голубел ледник, тонны льда посреди огнедышащей Азии. В вертолете стало свежо. Корректировщик-Черепаха смотрел на ледяные затопленные солнцем расколотые плиты, и лицо его вытягивалось... к свисту лопастей и рокоту моторов примешивалась музыка, когда-то он ее слышал... и он знал, кто сейчас запоет, — вождь, пасущий стадо белых коров на солнечном леднике, вождь в круглых очках и грубой одежде, вождь поющий: All you need is love.

Вчера самум запер их в полку, а сегодня не впустил в Кабул: столичный аэродром был закрыт, и вертолеты полетели дальше и полчаса спустя приземлились в Чарикарской долине. Здесь был большой военный аэродром, окруженный разрушенными кишлаками, непролазно буйными зеленками и высокими сизыми хребтами. На аэродроме было множество построек и ангаров, в которых жили советские и афганские летчики и солдаты и стояли самолеты, и где-то здесь находился морг сороковой армии со штабелями цинковых корыт и деревянных ящиков-футляров. Отсюда было рукой подать до ущелья Пяти Львов — Панджшера, как и два года назад, занятого отрядами Масуда, давшими Чарикарской долине новое имя — Долина Смерти.

Выйдя из вертолетов, дембеля пошли к ближайшей шеренге деревьев, вытянувшейся вдоль белых каменных строений. Сопровождающие их офицеры отправились на поиски какого-нибудь начальства. Вернулись они лишь после обеда, вернулись ни с чем: разместить столько народу было негде. Придется, ребята, здесь кантоваться. Ничего, ночи теплые, ободрили их офицеры и исчезли.

Белые каменные постройки принадлежали афганцам: кухня, столовая, казарма. Среди деревьев и цветочных клумб стояли деревянные беседки, — в беседках и под деревьями и расположились дембеля. Разжившись у афганцев водой, они вскрыли банки с кашей и сгущенным молоком, достали галеты, ложек ни у кого не было, кашу ели ножами и смолистыми обструганными кедровыми веточками, тягучую желтую сгущенку отпивали прямо из банок.