Баба Люба, давай! - Наталья Белецкая

— Ты спас жизнь! Как это может быть бесполезно?!

— Её муж постоянно издевался над ней, бил, она страдала. Я ей внушил, что все не так плохо, и даже сходил посмотреть на того мужчину. Он действительно сволочь. Хотел только припугнуть его, но не сдержался и случайно убил. Я тогда не очень хорошо силу контролировал.

— И что девушка?

— А ничего, ей пришлось выбирать нового покровителя. Не знаю, кого она выбрала, но сомневаюсь, что ей повезло.

— Все равно, ты поступил благородно.

— Толку-то с этого благородства, — буркнул Шариан, но Люба поняла, что ему нравится то, что она его похвалила, — а почему ты так удивилась? Думала, что я не способен на хорошие поступки?

— Да, — честно ответила девушка. Врать менталисту было глупо, — ты так себя вел…

— Потому что так быстрее всего. Добиться того, что тебе нужно, легче через страх. Хорошо, что меня боятся, меньше проблем.

Расстались они глубокой ночью. Шариан предстал перед Любой с другой стороны. Он мог безвозмездно сделать доброе дело. Просто так. По велению души. Поведение менталиста напоминало Любе поведение избалованного и капризного ребенка. Может, не все потеряно? Может, реально как-то воздействовать на него? Убедить помочь им, а не мешать?

Прошло еще несколько дней. Утром и днем Вильена была предоставлена самой себе. Она занималась по книгам, которые ей вернули на следующий день, после того, как она попала во дворец, много читала и размышляла. Вечером приходил Шариан, и начинались разговоры.

— Какую сказку сегодня мне поведает Шахерезада? — обычно именно с таким приветствием приходил к ней лжепринц.

И Люба рассказывала не только о фильмах и книгах, но и о своей жизни. Шариан всегда с особым интересом слушал эти истории. Правда, о себе говорил немного. Люба узнала, ему девятнадцать лет, что он родился в Саросе, жил без отца и рано потерял мать. Иногда он рассказывал о том, что значит быть ментальным магом:

— Каждая эмоция имеет вкус, запах, ощущение. Ненависть — горячая, зависть — воняет тухлыми яйцами, разочарование, как будто в горле першит. Когда людей много — это какофония ощущений. А, кроме эмоций есть мысли, картинки. Ты знаешь, что большая часть таких, как я, сходит с ума как только пробуждается дар? Да! Сходят с ума, потому что не могут осознать такое количество информации и ощущений. Голова лопается от боли.

Каждый день Люба требовала от менталиста клятвы в том, что Даинор не будет подвергаться пыткам. И каждый раз Шариан давал их с недовольством.

Так или иначе, разговоры заходили о сложившейся ситуации.

— Зачем тебе все это? — однажды спросила Люба, даже не уточняя, что она имела ввиду. Менталист понимал её без дополнительных слов.

— Власть, сила, возможность иметь все, что хочешь, — ответил Шариан.

— Нет, не все, — покачала головой девушка, — здоровье…

— Глупости! — перебил её маг, — если есть деньги и влияние, можно быть здоровым самому и вылечить близких, а если не вылечить, то максимально облегчить страдания. А счастье? Что такое счастье? Я счастлив сейчас, потому что добился всего, чего хотел.

— А любовь?

— Всего можно добиться! Любви тоже. Были бы деньги и влияние.

— И что это за любовь будет за деньги? Суррогат. Человек будет любить не тебя, а твои деньги или влияние. Власть, силу, но не тебя самого, — доказывала Люба, — ты заменяешь одно другим! Даже сейчас ты на чужом месте. Носишь чужое лицо, отзываешься на чужое имя. Как можно добиться любви, если ты не показываешь себя самого? Ты играешь роль. Постоянно. Понимаю, почему ты приходишь ко мне каждый вечер. Потому что во всем дворце, наверное, только я знаю твое настоящее имя. Какой ты на самом деле? Ты играешь мерзавца, сжился с этой ролью настолько, что сам стал мерзавцем. Сквозь маску все еще можно увидеть твое настоящее лицо, твою душу, но ненадолго. Только вопрос времени, когда маска окончательно заменит лицо. Остановись, пока не стало слишком поздно!

— Остановиться? — выплюнул менталист, зло посмотрев на Любу, — Нет! Ты думаешь, я не понимаю, зачем ты мне рассказываешь эти сказки про бескорыстную любовь и дружбу? Историю про императора, который отрекся от власти и стал выращивать капусту?* Я все понимаю! Ты хочешь власти сама! Не для себя, а для Даина. Власть — это вседозволенность…

— Власть — это, прежде всего, ответственность, — перебила девушка, — и Даинор это понимает. Ты рассказываешь про порядки при дворе, но в твоих силах все исправить, изменить к лучшему! И кому, как не тебе, менталисту огромной силы, знать, что делать? Но ты не хочешь!

— Потому что нет смысла. Сместишь одних, а к власти придут другие, такие же. Я знаю, что будет. И ради чего стараться? Ради простых людей, которые даже не представляют бремя правителей, а способны лишь надираться в кабаке и ругать власть, какой бы она не была? Поэтому я буду наслаждаться вседозволенностью, которую дает власть! — улыбнулся Шариан, — я достоин этого! Я столько перенес страданий, боли и лишений, а теперь судьба сама дала мне возможность стать всем. Сначала я с трудом переносил лживых, завистливых тварей, воняющих предательством, но потом привык, даже нашел удовольствие в том, чтобы стравливать их друг с другом и наказывать. Да, власть — наркотик, но я не хочу от него отказываться. Может, он меня и погубит, в конце концов. Но я буду счастлив, что так провел свою жизнь.

— Бездарно провел, — покачала головой Люба. — Так, ты растратишь свой дар, который мог бы послужить людям. Живя в праздности, ты только губишь себя.

— Я устал от твоих нотаций! Ты не права! И я докажу тебе это! Ты полюбишь меня, — Шариан, который только что сидел на кровати, навалился на Любу, прижав её к постели.

— Сомневаюсь, — скептически сказала девушка и снова в подробностях вспомнила про тухлое мясо.

— Милая, — вкрадчиво обратился менталист, — не думаешь ли ты, что мне сложно закрыться от твоих мерзких воспоминаний? Щиты на сознание я научился ставить давным-давно. И если бы захотел, то взял бы тебя, без твоего на то желания.

— Зачем тебе это? — горько спросила Люба, — все эти попытки влюбить, доказать?

— А ты подумай? Я мог бы посадить тебя на цепь и обязать лизать мне пятки по утрам. Мог бы изнасиловать сам, или отдать солдатне, чтобы послушать твои крики. Мог бы взять тебя перед Даинором, мог бы отрезать от тебя по пальчику, но я не сделал этого, — тихо прошептал Шариан ей на ушко, — наоборот, дарю подарки, платья. Возвратил твои книги, позволяю меня развлекать. Тебе ведь самой приятно вспоминать Землю. Подумай, почему так?

Чем больше говорил менталист, тем страшнее становилось Любе.

— Намекаешь на то, что ты неравнодушен ко мне? — спросила она.

— Не намекаю, я говорю, что влюблен в тебя.

— Влюблен? — тихо переспросила Люба, — по-твоему, иногда нормальное общение — это признаки любви? По-твоему то, что ты не растоптал меня, не заставил унижаться — это значит полюбил? Я, видимо, польщенной должна себя чувствовать, потому что ты относишься ко мне не как к ненужной игрушке, которую интересно только ломать, а как к красивой куколке, на которую надевают платьица?