Мария - королева интриг - Жюльетта Бенцони

В этот вечер после якобы затянувшейся охоты возле Флери Гастон и несколько его друзей с наступлением темноты должны будут попроситься на ночлег к кардиналу. Во время ужина под каким-нибудь предлогом и воздействием винных паров должна вспыхнуть ссора. В дело будет пущено оружие, и в перепалке один из ударов настигнет кардинала. По возможности смертельный! Чтобы решить, кто нанесет этот фатальный удар, тянули жребий. Избранником судьбы стал Шале.

Молодой петушок явился к Марии, чтобы похвастаться. С искренним восхищением она пообещала принадлежать ему, как только будет объявлено о смерти ее врага, и в качестве задатка подарила ему поцелуй, добавив, что проведет ночь в молитвах за успех предприятия. Бог, без сомнения, мог лишь одобрить дело, нацеленное на уничтожение того, кто посмел противостоять Папе, наместнику Божьему. Герцогиня тайком известила Анну Австрийскую о готовящихся событиях. Обеспокоенная, королева попросила Марию провести с ней этот решающий день, а также не покидать ее и после наступления ночи. Таким образом она хотела защитить свою подругу от возможных последствий покушения, удерживая ее в замке.

Однако в означенное утро по прибытии в замок герцогиню ждало разочарование: принц сказался больным и лежал в постели, следовательно, запланированная охота, по определению, не могла осуществляться по плану. Королеве новость сообщила недовольная и ворчащая Мария Медичи, которая в соответствии со своей злобной натурой взяла в привычку винить свою невестку во всех несчастьях, происходящих в стенах замка. Включая и болезнь Гастона. Дурные слухи, которые Анна и ее пособник д'Орнано распространяли о плачевном состоянии королевской семьи, явились причиной загадочной болезни Гастона, с которой никак не могли разобраться доктора. Впрочем, они никогда не были способны в чем-либо разобраться. На этот раз речь шла о гибельной тоске, вызванной страхом потерять расположение своего брата, короля.

— Вы настраиваете одного моего сына против другого! — пророчески воздела она палец к небу. — Это не принесет вам счастья, дочь моя.

Не в силах далее слушать это, Мария заметила мегере, что болезнь действительно должна быть весьма загадочной, чтобы превратить в дрожащее, раздавленное угрызениями совести существо принца, наделенного от природы счастливой уверенностью в том, что все его обожают. И уж какова бы ни была причина недомогания, непонятно, какое отношение имеет к этому королева. Вмешательство Марии по крайней мере отвлекло гнев Марии Медичи от Анны:

— Я не в первый раз говорю, что тебя давным-давно уже следовало упрятать в какой-нибудь монастырь, Мария! Ты — злой дух для этой несчастной, как и для моего сына! Я убеждена, что ты заморочила головы этим дворянам, которые смеют покинуть больного, чтобы скакать по следу каких-то там зверушек! Какой позор!

— Вы хотите сказать, что люди принца отправились на охоту без него?

— Ну да! Бездушные! Неблагодарные люди, думающие только о собственных удовольствиях! И я уверена, что ты переспала по крайней мере с половиной из них, если не со всеми!

Успокоившись при мысли о том, что даже без принца план работает, Мария рассмеялась:

— О, это просто невозможно! Половина людей герцога Анжуйского предпочитает юношей, а другая половина мне не нравится. Ваше Величество могли бы подозревать во мне более тонкий вкус.

Королева-мать вышла, сердито пожав плечами, но эта небольшая перепалка разрядила обстановку в покоях Анны Австрийской, где ее свекровь никто не любил, за исключением разве что мадам де Лануа! Все знали, что в старшей фрейлине жил необъяснимый дух противоречия, которого молодые фрейлины научились остерегаться. Одна из них, мадемуазель де Келю, утверждала даже, что мадам де Лануа питает слабость к кардиналу, и донья Эстефания готова была в это верить. Впрочем, у нее были и личные причины: она не всегда понимала быструю и выспреннюю речь фрейлины в силу своего ограниченного и весьма приблизительного знания французского языка.

Таким образом, утренние ритуалы в покоях королевы осуществлялись в приятной атмосфере, когда прибыла принцесса де Конти, которая после необходимых приветствий отвела в сторону мадам де Шеврез:

— Вы уверены, что все идет хорошо?

— Насколько это возможно! Принц, как всегда храбрый, на рассвете сказался больным, но остальные отправились на охоту.

— Остальные? Но не юный Шале, насколько мне известно. Я только что видела его в часовне в свите короля.

— Вы уверены?

— Я знаю, что я старше вас, но зрение у меня отменное! Говорю вам, я его видела!

— О! Это чересчур! Ему придется объясниться! Мария тотчас же улизнула, пересекла Овальный двор и направилась к парадному вестибюлю, куда выходила галерея часовни Святой Троицы. Она едва успела спрятаться за колонной: Людовик XIII, приходивший помолиться, вышел из часовни в сопровождении нескольких дворян, среди них находился и человек, с которым были связаны все ее надежды. Марии пришлось сделать над собой усилие, чтобы немедленно не броситься к нему и не потребовать объяснений, но тот беседовал с Лувиньи, следуя за королем. Нужно было немного подождать: через несколько минут все должны были разойтись. Близился час заседания Совета, и Людовик собирался на встречу с кардиналом и другими своими министрами.

Вооруженная протазанами стража закрыла двери, и все произошло так, как и ожидала Мария. Одни направились в одну сторону, другие в другую. Мария, не раздумывая более, догнала двоих мужчин, продолжавших беседовать.

— Что это с вами, господа? Никак не можете расстаться? Ваша покорная слуга, мсье де Лувиньи! Разве ваше место не у постели вашего принца, которому, говорят, так нездоровилось нынче утром?

Широкая улыбка, которой Лувиньи встретил ее, сменилась гримасой.

— Только я обрадовался столь приятной встрече с вами, как вы уже прогоняете меня? Как немилосердно! Что касается принца, то он вовсе не при смерти, а мне хотелось увидеть Шале!

— Мне тоже, представьте себе! Так что простите, но я вынуждена похитить его у вас! Я возвращу его вам ровно через минуту.

— О нет! Я предпочел бы, чтобы вы отослали его и сами вернулись ко мне!

— Посмотрим!

Она увлекла своего пленника в проем одного из окон и накинулась на него, стараясь говорить как можно тише:

— Я жду объяснений! Что вы здесь делаете?

К удивлению молодой женщины, он нисколько не смутился:

— Вы же видите! Сегодня утром я не мог уехать вместе с остальными, было мое дежурство, и я полагал, что вам это известно.

— Конечно, но разве мы не договорились?

— Знаю, однако вам следует доверять мне! Конечно, мы не можем рассчитывать на принца, но его люди в лесу, где они должны провести весь день. Я присоединюсь к ним, как было условлено!

Достойное объяснение, но оно все же не успокоило Марию. Ей вовсе не нравился его непривычный тон, в котором ей послышалась неловкость. Шале что-то скрывал от нее, и она очень хотела бы знать, что именно, но она не успела задать свои вопросы: немолодой мужчина благообразного вида направлялся к ним с видом человека, нашедшего то, что он искал. Шале очень быстро бросил: