Инженер его высочества - Андрей Величко

— Один мотор совсем сдох, — сообщил стоящий рядом с нами Тринклер, — отсюда слышно, что там уже не только подшипники звенят, но и колено по картеру бить начало.

Дирижабль тем временем сбросил трос около мачты; несколько человек подтянули его к ней и прикрепили к имеющемуся там кольцу. Воздушный корабль, приглушив моторы, начал снижаться. Вот из гондолы на тросах выпустились два якоря, и специально проинструктированная команда кинулась их крепить — день был безветренный, и дирижабль можно было зафиксировать достаточно жестко. Наконец он застыл, покачиваясь, примерно в паре метров от земли, если смотреть по низу гондолы.

Открылся люк, оттуда вывалилась веревочная лестница, и по ней быстро спустился граф. Оркестр грянул «Прощание славянки», которое я еще в прошлом году без особых угрызений совести приватизировал под авиационный марш, и под эту музыку произошла торжественная встреча. Цеппелин был по-быстрому обнят сначала Гошей, потом мной, и мы в темпе поспешили под брюхо дирижабля, руководить процессом его закрепления. Цеппелин волновался, часто ли у нас тут случаются ураганы, мы его успокаивали… В конце концов дирижабль дополнительно встал и на несколько якорей. Теперь слабый ветерок на него не действовал, а при сильном он должен был вертеться вокруг мачты на главном тросе, наподобие флюгера, волоча эти якоря по земле.

При полном одобрении графа мы сразу, еще до торжественного обеда, полезли смотреть чудо сумрачного тевтонского гения изнутри.

Дирижабль походил на сигару длиной почти в полтораста метров, причем нормальной обтекаемой формы, тут Циолковскому удалось-таки донести до графа важность аэродинамики. Кроме нескольких дополнительных километров скорости это дало приемлемую управляемость, с чем в нашей истории у Цеппелина было не очень.

Гондола имела в длину десять метров и по дизайну напоминала небольшой вагон, только с крылышками. На самом деле это были не крылья, а кронштейны крепления движков, с перилами, так что по ним можно было спокойно ходить — эти отростки граф назвал моторной палубой. Так как двухтактные движки при довольно высокой мощности имели небольшой ресурс, их ремонт допускался прямо в полете, а в случае чего можно было и заменить мотор, на борту был запасной.

Все-таки осознание того простого факта, что над нами полтора десятка тысяч кубов водорода, вещь сильная, — ни малейшего желания закурить не возникало, ну вот совершенно.

Для управления махиной требовалось пять человек: капитан за штурвалом руля направления, по бокам два помощника за штурвалами рулей высоты и два механика, по одному на каждую сторону. В задней части гондолы были две каюты для отдыха смены экипажа и грузовой отсек. Сейчас груза не было, зато смен экипажа было аж две. Баки общей вместимостью три тонны располагались вдоль киля.

Наконец слегка заморив червячка любопытства, мы спустились на землю и отправились морить другого червяка, желудочного. Для этого команда дирижабля была разделена — графа повели мы, а остальных сбежавшиеся на зрелище наши летчики. Причем повели не в летную столовую, а в трактир за пределами аэродрома, то есть явно гостей собирались поить. «Не переусердствовали бы», — с беспокойством подумал я.

— Ну, дорогой граф, — сказал я, когда мы подняли бокалы с шампанским, — поздравляю вас с установлением мирового рекорда дальности. У моих самолетов есть свои преимущества, но в этом вопросе им далеко до вашего воздушного корабля.

Граф сиял. Я его прекрасно понимал, очень даже было чем гордиться.

— Должен выразить вам свое восхищение господином Циолковским, — сообщил нам Цеппелин ближе к десерту. — Его идеи относительно аэродинамики, а особенно их демонстрации на моделях в аэродинамической трубе, очень помогли в постройке. И он поделился со мной своей мечтой относительно межпланетных полетов. Зная ваши, господин Найденов, способности и упорство, я даже начинаю думать, а не входит ли полет на Луну в число ближайших задач российской авиации?

— Ближайших — нет, — вздохнул я, — а вот наши дети, они, скорее всего, слетают. Если не дети, то уж внуки наверняка.

— Позвольте вмешаться, — поднялся Гоша. — Дорогой граф, разрешите в ознаменование вашего беспримерного перелета сделать вам небольшой подарок! — И протянул Цеппелину невзрачную бумажку, наряд на получение четырех движков Т-2. — Эти двигатели вдвое мощнее ваших, что даст не только дополнительную скорость, но, главное, возможность использовать их на неполной мощности, а это в несколько раз увеличит ресурс.

— О, это очень хорошо, — обрадовался граф, — а то во время полета у меня возникли проблемы с одним из моторов…

Тут он немного ошибался, Тринклер успел осмотреть его движки, и на самом деле у него только с одним из четырех моторов все было в порядке. Два других уже просились в ремонт, а третий — на помойку.

— И еще вопрос, — продолжил Гоша, — как вы смотрите на увеличение уставного капитала нашего акционерного общества?

Цеппелин смотрел положительно, но обсуждение деталей происходило на непонятном мне наречии, и я вышел покурить, благо до дирижабля теперь было около километра. Красивая хреновина, вынужден был признать я. Разумеется, ее боевая ценность близка к нулю, одной зажигательной пули хватит для могучего бабаха, но не войной же единой жив человек! А так — поставить нормальные моторы — и на обслуживание вилюйских приисков… Да и недавно я прочитал, что в Польше есть какая-то шахта, в рудничных газах которой чуть ли не десять процентов гелия! Найти, купить… А если владелец окажется замешанным в беспорядках, то и просто отобрать. Наладить добычу, и над сибирской тайгой можно будет летать уже как белому человеку. То есть перед стартом не обновлять завещание, а спокойно тащить на борт ящики с сигаретами, а потом во время долгого перелета время от времени выходить на балкон и напевать песню «Над тайгою повис туман…».

— Все-таки жаль, что мы не строим дирижаблей, — вздохнул Гоша, когда LZ-2 с графом на борту, взрыкивая только что установленными новыми моторами, взял курс на запад.

— Зато вон скоро купим сразу три, — заметил я. — Самим все строить у нас пока руки коротки. Ладно дирижабли — мы и дюраль из Германии везем!

Ну с дюралем я несколько прибеднялся, тут все обстояло неплохо. Собственно, мы его получали практически на халяву, в счет оплаты патента. Секретить состав сплава смысла не было, его и без нас бы через год с небольшим изобрели.

— А наш дальний «Пересвет», я смотрю, почти сделан? — вернулся к местным реалиям Гоша.

— Через неделю должен полететь. Самое главное, моторы я привел в порядок.

— А что ты с ними почти месяц возился, вроде же готовые купил? — продемонстрировал полное незнание русской техники двадцать первого века цесаревич двадцатого.

— Готовы они были только в любой момент развалиться, — пояснил я. — Такую технику надо разбирать до винтика сразу после покупки.

Речь шла о производимом в единственном экземпляре ВИП-«Пересвете» для дальних перелетов. От обычного он отличался крыльями несколько уменьшенной площади и с нормальным профилем, а также качеством отделки. После лакировки все поверхности полировались, стойки были каплевидными в разрезе, колеса имели обтекатели… По трудозатратам он тянул на четыре обычных самолета. Ну и моторы у него предполагались не наши георгиевские Т-1, а похожие на них внешне от «Урала» — естественно, мотоцикла, а не автомобиля.