Мертвое озеро - Рэйчел Кейн

Престеру требуется немало времени, чтобы добраться до меня. К тому времени, как он входит в комнату, дождь усиливается, стук капель по крыше сливается в сплошной гул, и хотя здесь нет окон, я слышу отдаленные раскаты грома, прокатывающиеся над холмами. Становится определенно прохладно. И сыро.

Престер побывал под дождем, это совершенно ясно, потому что в руках у него полотенце, которое, вероятно, висело на стойке в умывальной, и он вытирает им волосы и лицо и промокает с пиджака потеки воды. Капли срываются на пол, образуя мокрые кляксы, похожие на темные звезды, и я думаю о других каплях и потеках в комнате Коннора. Бурые мазки, бурые капли – сейчас они, конечно, совсем не похожи на то, что люди ожидают увидеть, слыша слово «кровь».

Кровь Коннора уже потемнела за эти несколько часов, а я все сижу в этой проклятой допросной, замерзшая, дрожащая и отчаявшаяся, и Престер говорит мне, что их еще не нашли.

– Мы не нашли также Хавьера Эспарцу, – сообщает он. – Софи, ответившая нам по телефону в тире, сказала, что он отправился ловить рыбу.

– Это вполне обычное объяснение.

– Здесь это отнюдь не преступление. Десять процентов нортонцев в любую отдельно взятую неделю выезжают на природу ловить рыбу или охотиться. Но мы тщательно ищем. Послали запрос в егерскую службу проверить все места, где можно разбить лагерь, затребовали из Ноксвилла вертолет. Пришлось немного подождать, пока «вертушка» освободится, но она уже в пути.

Он показывает мне карту местности вокруг озера Стиллхауз, говорит о поисковых партиях, о постах на дорогах, о проверке каждого жителя Стиллхауз-Лейк. Я рассказываю ему о Йохансенах, которые своим блестящим внедорожником блокировали нам путь и смотрели в другую сторону, давая возможность тем уродам избить нас или сделать что похуже. Я сжимаю кулак, и впечатываю его в стол, и чувствую, что там, где поверхность дерева выщерблена, твердый край чуть изгибается вверх – и он относительно острый. Если постараться, об него можно порезать запястье.

– Могу я идти? – тихо спрашиваю я Престера. Тот изучает меня поверх очков для чтения, которые надел, чтобы взглянуть на карту. Детектив похож на университетского профессора-сухаря – можно подумать, что кошмарное похищение моих детей для него лишь академическая задача. – Я хочу искать своих детей. Пожалуйста.

– Там кошмарные условия, – сообщает он мне. – Грязь. Дождь льет, как из ведра, в лесу трудно разглядеть что-либо. Очень легко свернуть не туда, заблудиться, упасть, сломать что-нибудь… в общем, всякое может случиться. Лучше сейчас оставить это профессионалам. Может быть, завтра будет лучше. Погода исправится, и нам в помощь прибудет вертолет.

Я не могу понять, считает ли он, будто проявляет ко мне доброту, или просто намеревается задержать меня здесь как можно дольше, на тот случай если всплывут какие-нибудь улики. Я уже переоделась; Кеция привезла джинсы и рубашку из моего гардероба, с невероятной точностью выбрав мои самые нелюбимые вещи. Прежняя одежда – толстовка, рубашка, спортивные штаны, кроссовки и носки – отправлена в лабораторию. Полагаю, чтобы проверить, нет ли на них крови моих детей.

Мне хочется закричать снова, но не думаю, что Престер поймет. И от этого не будет никакого прока. Наоборот, это даст ему повод задержать меня еще дольше.

Я просто смотрю на него, отчаянно пытаясь не моргать, и каким-то чудом мне это удается. Наконец Престер вздыхает и откидывается на спинку стула. Затем снимает очки, кладет их поверх карты и потирает глаза – они явно устали. Вид у него измотанный, кожа обвисла складками, как будто за последние дни он потерял пару десятков фунтов и постарел на столько же лет. Мне было бы жаль его, если б сейчас я не испытывала другие, куда худшие чувства.

– Можете идти, – говорит он мне. – Я не имею права вас задерживать. Нет никаких свидетельств чего бы то ни было, не считая того, что сегодня вы стали жертвой целых двух преступлений. Мне жаль, мисс Проктор. Знаю, что это не поможет, но мне действительно жаль. Не знаю, что бы я делал, если б мои девочки вот так пропали. – Я уже поднялась со стула. – Подождите секунду. Подождите.

Я не хочу ждать. Я стою, вся вибрируя от готовности сорваться с места и бежать. Престер тяжело поднимается с места и выходит. Он запирает за собой дверь, и я слышу, как щелкает замок. Сукин сын! Мне хочется разнести дверь в щепки. Но отсутствует Престер недолго. Он возвращается, неся… мой рюкзак. И пакетик для улик с моим телефоном внутри.

– Вот, – говорит он. – Мы уже проверили ваш пистолет и сделали из него достаточно выстрелов для баллистической экспертизы. Софи подтвердила время вашего прихода в тир и ухода оттуда, показания офицера Клермонт тоже свидетельствуют в вашу пользу. Мы сняли данные с вашего телефона и клонировали номер.

Я думаю о том, что он не обязан отдавать мне эти вещи; полиция не возвращает улики – по крайней мере, возвращает их не так легко. Но в его усталых глазах я читаю, что он беспокоится за моих детей и за меня. И у него есть на то веские причины.

Беру рюкзак и закидываю его на плечи, потом достаю телефон из пакета и включаю. В батарее все еще осталось немало процентов заряда, и это хорошо, потому что я не могу вернуться домой за зарядным устройством. Сую телефон в боковой карман рюкзака.

– Спасибо, – и нажимаю на ручку двери. Она открывается без сопротивления. По коридору идет полицейский, но он просто бросает на меня взгляд и проходит дальше. Никто не собирается становиться у меня на пути.

Я оборачиваюсь и смотрю на Престера. Он выглядит поникшим. Измотанным.

– Скажите, чтобы отшлифовали наждачкой край стола, – говорю я ему. – Кто-нибудь может вскрыть вены этим сколом.

Детектив смотрит туда, куда я указываю, и протягивает руку, чтобы провести пальцем по сколотому краю. Прежде чем он успевает что-то сказать – если вообще собирается что-либо говорить, – я направляюсь к выходу через приемную. Хватаю первого же попавшегося детектива – того молодого, который сегодня утром приносил Престеру кофе – и спрашиваю, где Сэм Кейд. Он отвечает, что Кейд ушел с одной из поисковых команд, и я заявляю, что мне нужно, чтобы кто-нибудь подвез меня туда. Судя по выражению его лица, он намеревается ответить, что здесь не служба такси.

– Я подброшу ее, – произносит голос за моей спиной, и, обернувшись, я вижу Лэнсела Грэма. Сейчас он не в форме, а в светлой фланелевой рубашке, потертых старых джинсах и туристских ботинках. Густую светлую щетину на подбородке Лэнс не брил как минимум сутки. Сейчас он выглядит как мужик на рекламе «Путешествуйте по Скандинавии». – Я все равно собирался поехать туда и присоединиться к ним. Извините, Гвен, я отвозил своих парней в горы, на природу, и вернулся, как только услышал про ваших детей. С вами всё в порядке?

Я сглатываю и киваю, неожиданно ощутив себя сломленной его сочувствием, тем, как он смотрит на меня. Доброта – тяжкое испытание.

Полицейский, который вовсе не смотрит на меня, как будто я могу заразить его родством с маньяком, похоже, втайне выдыхает с облегчением.