Жнецы - Джон Коннолли

Спустя время из темноты леса на востоке показался человек. Лица у него не было, а зубы щерились в безгубой улыбке. Из-за отсутствия глаз человек ничего не видел, но голова его была повернута к Луису. Раны на лице создавали впечатление, будто он все время скалится. Может, так оно и есть: Дебер всегда скалился, даже тогда, когда убивал мать Луиса.

На западе небо тронулось свечением, и место у воды занял Горящий Человек, ворожа устами слова, беззвучно ведая своему сыну о великом гневе отмщения.

Север – дом. Юг – Луис. Восток – Дебер. Запад – Горящий Человек. Компасные румбы.

Однако самой южной точкой Луис не оказался. За спиной он заслышал шаги, и сзади его шеи мимолетно коснулась рука. Луис попробовал обернуться, но не смог.

А голос его бабушки прошептал: «Это не единственное, куда можно пойти».

Что стало началом конца. Зернышком света, которое увенчалось медленным прорастанием сознания.

Рана заживала долго. Пуля проникла в череп, но не вошла в мозг. Не зря мать с детства звала мальчика твердолобым. Даже когда его жизнь оказалась вне опасности, Луис не без труда образовывал некоторые слова, а зрение еще месяцами туманилось. Его донимали фантомные звуки и боли в конечностях.

Поначалу возник соблазн отделаться от Луиса, но у Гэбриела этот парень был на особом счету. Из набора он самый младший, но при этом обладает потенциалом, превосходящим все ожидания Гэбриела. Луис быстро шел на поправку, отчасти из-за своей естественной врожденной силы, но еще (уж Гэбриел-то знал) из-за желания отомстить. Блисс исчез, но должен найтись. Содеянное не может сойти ему с рук безнаказанно.

На то, чтобы его отследить, ушло десять лет. И когда Блисса нашли, привести приговор в исполнение послали Луиса.

* * *

Блисс жил в Амстердаме под фамилией ван Мьерло и имел гражданство Нидерландов. Налицо была пластическая операция – не то чтобы радикальная, но нос, глаза и подбородок изменены достаточно, чтобы старые знакомые, случись невзначай с ними встретиться, прошли бы дальше без остановки. Во всяком случае, узнали бы не сразу. Все это он проделал ради форы во времени – часов, минут, а то и секунд. Не приходилось сомневаться, что после того случая с Ловейнами Блисс все годы жил в ожидании дня, когда его найдут и разоблачат. И готовился бежать в любое время. Все свое окружение он знал досконально, и малейшее изменение будничной среды его бы насторожило. При себе всегда носил оружие. Невдалеке от места проживания в надежном частном гараже стоял автомобиль, которым Блисс пользовался редко. Он держал его на случай экстренной надобности, если аэропорт и поезда вдруг по какой-то причине окажутся вне доступа и не отыщется иного средства передвижения.

Блисс в основном брал такси, останавливая их на улице, а не вызывая загодя, и при этом никогда не усаживался в первое, а только во второе, третье или даже четвертое. Раз в месяц он наведывался в Роттердам к своему юристу, отправляясь туда на поезде с Центрального вокзала. Под жилье снимал четырехэтажный таунхаус на Ван Вустраат, но нижний этаж стоял в первозданном виде, а сам Блисс обитал на втором и третьем. Нетрудно догадаться, что первый и четвертый этажи были оборудованы ловушками или заминированы, а в жилых апартаментах имелась потайная дверь, дающая доступ в смежные строения.

Интересно, знал ли Блисс, что его бывший соратник по-прежнему жив? Возможно. В таком случае он мог ожидать, что в случае чего мстить явится именно Луис собственной персоной. Блисс будет ждать ножа, приставленного к голове пистолета, примерно как того ждал Дебер много лет назад. Может, беглец даже опасается, как бы его не попытались переправить в Соединенные Штаты, под светлые очи Гэбриела, и тот обойдется с ним по своему усмотрению. Но Луис при этом будет присутствовать – в этом Блисс не сомневался, поскольку не знал Луиса так, как знал его Гэбриел и как в последние свои дни, исполненные муки, его узнал Дебер.

Луис уже покидал Нидерланды, а Блисс его присутствия так и не заметил. Но, еще находясь там, Луис неуклонно шел по Блиссову следу, используя помощь Гэбриела, а также собственную инициативу. Были выявлены банковские счета, прошел тайный обыск в офисе юриста. Выявились бизнес-интересы, объекты движимого и недвижимого имущества Блисса. Даже разыскали его автомобиль.

Случилось так, что в последние дни пребывания Луиса в Амстердаме ухудшились отношения между голландским правительством и профсоюзом транспортников. Ожидалась череда забастовок. И вот спустя неделю Блисс отправился в гараж, чтобы в Роттердам выехать на своей машине, а не зависеть от капризов поездного расписания. Съезжая по пандусу, он, не переставая рулить, включил кассетник. И вот что странно: вместо ожидаемых «роллингов» в динамиках послышалось женское пение – похоже, Конни Фрэнсис. Да, точно она, с песней «Кто сожалеет теперь?».

«Но ведь у меня нет Конни Фрэнсис», – удивленно подумал Блисс.

И тут все понял.

Он был уже одной ногой на полу, когда реагирующий на уровень наклона взрыватель сработал и машину вместе с Блиссом поглотил огонь.

* * *

– Он выжил, – сказал Гэбриел Луису. – Тебе надо было изыскать другой способ.

– Мне этот показался уместным. Он точно остался жив?

– Останков в машине не обнаружено, но к гаражному полу пристали фрагменты кожи и одежды.

– Кожи много?

– Прилично. Боль, судя по всему, была преизрядной. Следы потом вывели нас на частную клинику в Рокене. Доктора в живых мы, само собой, не застали.

– Если Блисс жив, то он когда-нибудь к нам заявится.

– Возможно. Хотя опять же, может статься, что от него осталась лишь обугленная оболочка с тем мучеником внутри, который нам известен.

– Я мог бы снова его найти.

– Думаю, нет смысла. У него есть деньги и связи. На этот раз он зароется глубоко. Скорее всего, дожидаться его визита придется долго, если он вообще когда-нибудь явится. Так что терпение, Луис, терпение…

Блисс сидел в столовой дома Артура Лихагена. Позади стоял стол, в ногах – пустой кофр «Хардигг сторм». Сидел, не снимая плаща, в руках держа мягкую непромокаемую шляпу. Перед ним было окно, в которое только недавно начал просачиваться мутноватый свет, так что до этого в стекле Блисс созерцал единственно свое отражение. Усталости он не чувствовал. Хотя проделал такой путь, и момент, которого Блисс не чаял дождаться, был практически в его руках.

Вспоминались те первые часы, когда он в убеждении, что вся кожа на теле сожжена, в адских мучениях ковылял сквозь ночь, а ум всецело затмевала боль. Стоило громадного, нечеловеческого усилия воли как-то ее отграничить, расчистить крохотный уголок сознания, где разум мог возобладать над инстинктом. Блисс сумел добраться до телефона, и этого оказалось достаточно. У него были деньги, а за деньги можно купить что угодно, если их только хватит: укрытие, бегство, лечение ран, новое лицо, новую идентичность.