Гиблое место - Дин Кунц

Они совсем обессилели и теперь стояли, привалившись друг к другу, соприкасаясь лбами.

– Мне иногда чудится, – признался Фрэнк, – будто у меня с этими.., людьми, существами – кто они там на этом корабле, – будто у меня с ними мысленная связь. А что? Вдруг у меня есть и такой дар, только я про него не знаю? Не знал же я про свое умение телепортироваться, пока Золт не вздумал меня убить и не зажал в угол. Может, я телепат какой-нибудь. Может, мой мозг испускает телепатические волны на такой же частоте, что и у инопланетян. Может, даже отсюда, за миллиарды световых лет от них, я читаю их мысли. Может, оттого меня к ним и тянет.

Чуть-чуть отодвинувшись от Фрэнка, Бобби заглянул в его воспаленные глаза, улыбнулся и потрепал по щеке.

– Ах, чертяка! Ты, значит, давно все обмозговал, так, что ли?

Вместо ответа Фрэнк тоже улыбнулся.

Бобби прыснул.

Прислонившись друг к другу, как шесты вигвама, они покатывались со смеху и никак не могли остановиться. Не так давно от собственного истошного хохота Бобби становилось не по себе, но теперь другое дело. Нынешний смех хоть и надрывный, но целительный: с ним исторгались из души накопившиеся тревоги.

– Ну и житуха у тебя, Фрэнк. Полный ералаш. Долго ты так не протянешь.

– Знаю.

– Надо тебе как-то выкарабкиваться.

– Ничего не выйдет.

– Да погоди ты сдаваться, парень. Сколько ты перенес – другой на твоем месте давно бы сломался. Меня вон и один день такой жизни доконал, а ты держишься уже семь лет.

– Не то чтобы семь. Этот кошмар начался не так давно. Меня срывает с места все чаще и чаще, и так несколько месяцев подряд.

– Несколько месяцев! – ошарашенно воскликнул Бобби. – Черт-те что! Все, Фрэнк. Сматываемся от твоего братца, возвращаемся в агентство, и хватит с меня этой круговерти, а то, ей-богу, мозга за мозгу заскочит. Даешь порядок! Порядок, твердая почва под ногами, привычная обстановка – вот что мне нужнее всего. Хочу снова жить нормальной жизнью, чтоб не спохватываться каждую минуту: кто я такой, да где я нахожусь, да что со мной будет завтра. Чтобы все шло своим чередом, все было на своих местах: причина и следствие, логика и здравый смысл.

Мрак.

Светлячки.

Полет.

* * *

– Сколько прошло?

– Двадцать семь.., без малого двадцать восемь минут.

– Ну куда они провалились?

– Ты лучше присядь, – посоветовал Клинт. – На тебе лица нет. Дрожишь как осиновый лист.

– Со мной все в порядке.

Ли Чен протянул Джулии стакан виски.

– Хлебни.

– Не хочу. Вот увидишь, полегчает, – убеждал Клинт. Джулия схватила стакан, выпила двумя глотками и сунула в руки Ли.

– Я еще налью, – предложил он.

– Спасибо.

С дивана донесся голос Джекки Джекса:

– Вы на меня в суд не подадите?

Джулия уже не испытывала к гипнотизеру никакой симпатии. Она презирала его точно так же, как и при первой встрече в Лас-Вегасе, когда Джекки обратился к ним со своей нуждой. С какой бы радостью Джулия проломила ему башку! Она и сама понимала, что злиться на фокусника нелепо: в исчезновении Бобби его вины нет. И все же у нее чесались руки. В ней опять говорила вспыльчивость. Джулия знала за собой этот грех, мучилась из-за него, но ничего не могла с собой поделать. То ли вспыльчивость сидела у нее в генах, то ли, как подозревает Бобби, приступы ярости стали нападать на нее с тех пор, как выродок-наркоман жестоко расправился с ее матерью. Как бы то ни было, даже Бобби, который души в ней не чаял, эту черту ее характера не одобрял. И Джулия, мысленно обращаясь то к Бобби, то к Богу, дала зарок: "Слушай, Бобби, и Ты, Господи, тоже слушай. Если все кончится благополучно, если Бобби вернется, я больше никогда так не буду. И мысли не допущу о том, чтобы проломить Джекки голову. И не только Джекки – никому. Я стану совсем другой, честное слово. Лишь бы Бобби вернулся живой и невредимый".

* * *

Снова пляж, только песок тут не черный, а белый. В жидких вечерних сумерках от него исходит бледное свечение. Справа и слева песчаный берег теряется в рыхлом тумане. Дождя нет. Погода здесь гораздо холоднее, чем на Пуналуу.

От студеного промозглого воздуха Бобби забил озноб.

– Где мы?

– Что-то не пойму, – сказал Фрэнк. – Кажется, где-то на полуострове Монтеррей «Полуостров в Западной Калифорнии.».

Вдали по шоссе промчалась машина.

– Это, наверно, шоссе между Карлмелом и Пеббл-Бич, – догадался Фрэнк. – Знаешь его?

– Знаю.

– Люблю этот полуостров. Вон там, на юге, – Биг-Сур. В здешних местах мне тоже приходилось останавливаться. Славное было время. Правда.., длилось оно недолго.

В тумане голоса звучали необычно, глуховато. Как все-таки здорово, когда под ногами твердая земля! Наконец-то Бобби на своей планете, в своей стране, в своем штате. Вот только туман мешает: не на чем глазу остановиться. Эта белая бесформица – тот же хаос, а неразберихой Бобби сыт по горло, до конца жизни будет отплевываться.

– Кстати, только что на Гавайях ты порывался улизнуть от Золта, – напомнил Фрэнк. – Так вот, можешь не беспокоиться. Мы от него оторвались еще в Киото или на Фудзияме.

– Ну, раз он по нашему следу до агентства не доберется, давай скорее вернемся к нашим.

– Бобби, я не могу…

– Переноситься куда захочешь? Слышал уже. Тоже мне новость. Только знаешь, что я тебе скажу? Хоть тебе и невдомек, а твое подсознание прекрасно умеет управлять твоими передвижениями.

– Ничего подобного! Я…

– Да, умеет. Вернулся же ты за мной в кратер. Ты сам говорил, что готов бежать от этого места без оглядки. А за мной вернулся. Не бросил меня там, как перекладину от кровати.

– Чистая случайность.

– Уж и случайность. Мрак.

Светлячки. Полет.

* * *

Из стены раздалось красивое тоненькое "бим-бом", и все в интернате узнали, что без десяти минут ужин.

Дерек уже вышел из комнаты, а Томас только вставал с кресла. Дерек любит покушать. Конечно, покушать все любят, но Дерек любит за троих.

Пока Томас доковылял до двери, Дерек быстро-быстро своей смешной походочкой дошел по коридору почти до самой столовой. В дверях Томас обернулся.

За окном стояла темнота.

Томас не любил темноту за окном. Когда в мире не оставалось света, он обычно задергивал шторы. Но сейчас он уже собрался на ужин, как вдруг подумал: надо проверить, где Беда. И стал проверять. А чтобы мысленной ниточке было легче пробираться через ночь, лучше в эту ночь смотреть.