Каждому своё - Сергей Тармашев

– Тут нет никаких мутантов, – Антон решил проявить твёрдость и сделал голос ниже и грубее. – Я вчера здесь всё изучил. Тут никого нет, но часто налетают ураганы и среди обломков попадаются скрытые ямы, в которые можно провалиться! Поэтому приглядывай за мамой внимательно!

– Володя! – вышел в эфир Порфирьев. – Как принимаешь меня?

– Сл… шу! – зашипел в ответ молодой техник. – П… мехи сильн… е! Но понять м… жно!

– Тридцать шагов вперед! – приказал здоровяк. – Надо освободить место для третьей группы!

Человеческая вереница пришла в движение и медленно углубилась в пылевую толщу. Вскоре Порфирьев выстроил всех и ушёл в голову колонны, исчезая в пыльном сумраке. Антон помог жене укрепить дочурку в переноске, и спустя минуту разношерстная людская змейка потянулась вперёд. В этот раз идти было проще. Увеличившаяся дальность видимости и большое количество народа позволяли получать хоть какое-то представление о том, куда идёшь, и что вокруг. Теперь Антон мог различить выпирающие из многометровых груд строительного мусора обломки мощных балок и размозженные в лепешку остовы троллейбусов и электрокаров общественного транспорта. Взрывы, превратившие город в свалку обломков, были столь мощны и многочисленны, что не просто сминали в комок многотонные машины или разрушали небоскрёбы. Всё вокруг было раздроблено на куски и со страшной силой перемешано в сплошную массу урбанистического хлама, опознать в котором те или иные техногенные устройства или конструкции было почти или вообще невозможно. Зато зарубки, оставленные накануне вдоль маршрута следования, луч фонаря высвечивал отчетливо даже с учетом густо осевшей сверху пыли.

Не приходилось сомневаться, что с этой пылью оседают радиоактивные вещества, и уровень радиации вокруг наверняка стал ещё больше. Антон предпочёл не думать об этом, но кто-то из активистов достал счётчик Гейгера, и тот зашёлся в истеричном писке зуммера. Активист немедленно выключил его и засунул в складки одежды.

– Что он показал? – идущая рядом женщина попыталась увидеть дисплей прибора, но не успела.

– Ничего, – заявил активист. – Он сломан! Пищит непрерывно, а на дисплее ноль! Не работает!

Скорее всего, активист солгал, но никто не стал вдаваться в подробности. Так людям было легче надеяться на лучшее. Овечкин окинул взглядом тех, кого позволял рассмотреть луч нашлемного фонаря. Колонна двигалась молча, люди шли, не поднимая глаз, сосредоточенно высматривая, на что поставить ногу в мешанине обломков и рваной арматуры. Молча шагали, молча спотыкались и падали, также молча помогали друг другу подняться и шли дальше. Антон в который раз огляделся и в который раз был вынужден признать, что не понимает, где находится. Москвы больше нет. Осталось только название и утопающее в пыльном сумраке бесконечное месиво из обломков, то громоздящееся грязными оплавленными горами, то проседающее столь же грязными и оплавленными рвами и вмятинами. Несколько раз колонна разрывалась на поворотах между такими вот перепадами рельефа, и люди кричали «Стой!», следуя установленным правилам. Крик передавали по цепи, все останавливались, потом появлялся Порфирьев, который забирал с собой облаченных в скафандры активистов и начинал поиски потерявшихся. Их быстро находили, целостность колонны восстанавливали, и молчаливая вереница продолжала движение, петляя среди бесконечных россыпей останков столицы.

До бомбоубежища добрались за час, но ещё полчаса ушло на то, чтобы уместить в норе всех желающих. Видеокамера, обнаруженная Порфирьевым накануне, исчезла, и кто-то из активистов заявил, что это неоспоримое доказательство того, что обитатели бомбоубежища выходили наружу. А значит, они прочли оставленное Овечкиным сообщение, и к назначенному сроку, то есть вечером, откроют ворота. С ним согласились не все, кое-кто считал, что камеру убрали специально, потому что открывать не собираются, а пришлые её однозначно разобьют, когда это поймут. И вообще, для тех, кто сидит в бомбоубежище, без камеры лучше, типа нет камеры – никого не видим, ни о чём не знаем, открывать некому, ни в чём не виноваты, если что. В конечном итоге было решено долбить в ворота камнями и ждать результата, параллельно проводя осмотр окрестностей на предмет поиска вентиляционных шахт. Как бы то ни было, информация о том, что внутри бомбоубежища есть люди и они живы, ободрила набившихся в нору переселенцев. Восемь человек из числа тех, кто собрался идти с Порфирьевым в Раменки, изменили своё решение и остались у дверей бомбоубежища. В надежде на то, что так у них больше шансов выжить. Уровень радиации внутри норы был втрое ниже, чем на поверхности, и никто не стал чинить им препятствия. Порфирьев пересчитал свою группу, выстроил людей и отдал команду двигаться дальше.

Овечкин вновь был назначен идти замыкающим, ему в напарники здоровяк выделил мужчину и женщину из числа активистов, которые получили антирад. Мужчина, судя по чертам лица, имел армянские корни, на вид ему лет тридцать пять, в прошлом явно был спортсменом. Его тучная оплывшая фигура ещё хранила силу, он тяжело дышал из-за лишнего веса, но двигался всё равно легче остальных и часто помогал людям перелезать через завалы. Женщина была моложе его лет на пять, может, чуть больше. Вроде русская, хотя в респираторе не понять. Кажется, Антон видел её среди активистов ранее. Привлекательная рыженькая особа с узкой талией и модными широкими бёдрами и эффектными большими чёрными глазами. Она была, пожалуй, даже симпатичнее той брюнетки из их вагона, которую чуть не убил психованный Порфирьев. Рыженькая обладает очень активной жизненной позицией, постоянно участвовала во всех обсуждениях, запомнилась своеобразным громким голосом. Сейчас не понять, она это или не она, все замотаны во что придётся, в несколько слоёв. Но та была без пары, значит, или они сошлись недавно, или просто работают вместе по жребию. Вторая пара активистов, получивших антирад, была старше, но тоже разнополой и тоже сборной. Им Порфирьев поручил идти в голове колонны вместе с Петровичем и следить, чтобы группа не сбилась с пути.

Сам Порфирьев шёл в десяти метрах впереди всех, прокладывая путь, молодой техник и пожарный шли за ним в пяти шагах, и все трое были связаны тросом. Эта предосторожность оказалась нелишней и сегодня. Дважды месиво обломков под ногами Порфирьева обваливалось в скрытые полости, и амбал проваливался вниз, повисая на тросах. Оба раза Владимира и Александра сбивало с ног внезапным рывком, но они вовремя хватались за точащие отовсюду обломки и останавливали скольжение. Порфирьева вытаскивали и проверяли целостность снаряжения, он сообщал, что до переломов благодаря подвеске долететь не успел, отряхивался и начинал искать другой путь, в обход опасного места. Спустя пять минут после второго такого падения налетел ураган, и все попадали там, где шли, стараясь забиться за любые выступающие обломки. Штормовой ветер нёс с собой облака мелких камней и строительного крошева, и замерший за обломком толстой бетонной балки Антон слышал, как летящие на угрожающей скорости потоки небольших обломков бьют по поверхностям защищающих людей касок. Если кто-то и кричал от боли, то в пронзительном завывании урагана услышать это не представлялось возможным…

В памяти возник образ громадного монстра с пылающим кроваво-красным взором, и Антону вновь стало страшно. Он понимал, что его страхи есть плод воспалённых нервов, и заставил себя думать о детях, это должно помочь. Как они пережидают ураган? Дилара с детьми шла в центре колонны, отсюда её не было видно, и он надеялся, что она успела укрыть детей за каким-нибудь крупным обломком. Сейчас, когда видимость улучшилась вдвое по сравнению со вчерашним днем, луч нашлемного фонаря отчетливо высвечивал множество таких препятствий вокруг. Неудивительно, что Порфирьев ведет группу далеко не по прямой линии. Приходится обходить не только высокие горы обломков, но и огибать отдельно торчащие, которых на пути полно. Но в то же время их можно использовать как препятствие на пути ураганного ветра, несущего мелкие камни, как сейчас, поэтому на значительное расстояние от них лучше не удаляться…