Бабье лето - Мария Метлицкая

Лиля думала о предстоящей ночи и немного нервничала. В квартире была всего одна кровать.

Но все волнения оказались напрасными. Жако улегся на надувной матрац и через минуту захрапел. У Лили разболелся желудок, с улицы несло гарью и селедкой, кровать была узкой и подушка деревянной.

Она смотрела на спящего Жако и задавала себе вопрос: что она здесь в принципе делает?

Утром болели голова, спина и живот. Жако сварил кофе и помчался на работу. Пообещал «веселые выходные» и предложил Лиле прогуляться по окрестным магазинам.

Лиля налила себе кофе и заглянула в холодильник. В холодильнике было, мягко говоря, пустовато. Она вздохнула и стала одеваться. На столе лежала записка с адресом. «Заботливый, – подумала Лиля. – Это чтобы я не потерялась». Магазинов в райончике было мало, все они – ни дать ни взять наше сельпо. Лиля повертела в руках пару босоножек, пощупала жесткую ткань кофточки, вздохнула и вышла. Нашли, чем удивить! Думают, наверное, что мы по-прежнему дикари и варвары. Потом она зашла в маленький супермаркет. У кассы стоял развеселый чернокожий в наушниках и громко подпевал невидимому исполнителю. Лиля купила яиц, муки, молока и овощей. Еле дотащила тяжеленные пакеты и принялась готовить ужин. Блины так блины! Но блины не хотели сходить с поцарапанной сковородки, пригорали и рвались на части. Кастрюли для первого не было в принципе. Лиля спустилась в кафе и попробовала объяснить хозяину, что она от него хочет. Хозяин смотрел на нее, как на умалишенную. Потом притащил кастрюлю величиной с хороший бак для кипячения белья. Лиля опять вздохнула и сказала:

– Мерси боку.

Со щами тоже не сложилось. Конфорка была слишком мала, кастрюля не умещалась на плиту, вода закипать не хотела. Словом, не щи, а «что-то там полощи», как говорила Лилина бабушка.

Расстроенная, Лиля легла на кровать и уснула.

Пришел хозяин и увидел спящую Лилю, неровные и подгоревшие блины и незнакомую, гигантскую кастрюлю чего-то там малосъедобного на вид.

Открыли бутылку вина и сели ужинать. Жако пожевал неудавшийся блин, поковырял в тарелке с супом и с тяжелым вздохом откинулся на стул. Лиле было неловко, и она попыталась оправдаться. Жако саркастически усмехнулся.

Потом он вытащил свой матрац и объяснил, что очень устал.

Лиля помыла посуду, вылила щи в унитаз, села на стул и заплакала. Какая глупость, думала она. Все это ее дурацкая затея! Все – от обиды и отчаяния. Никому она не нужна! Никому на этом свете! Трое мужчин откровенно ею пренебрегли. Трое мужчин не увидели в ней женщину и использовали ее в своих целях. Хотя – нет. Даже и не использовали! Она посмотрела на спящего Жако. Трио бандуристов, елки-палки! Даже в этом качестве она им неинтересна! Ростик просто искал домохозяйку, Марик утешался в страданиях по пустоголовой девице. А этот хрен французский решил попытаться избавиться от душевных мук и заменить ею свою погибшую возлюбленную.

Короче говоря, для всех она в бочке затычка. Хорошая же миссия выпала на ее долю! Просто удавиться! А до отлета еще два дня!

Надо попробовать поменять билет. Наверняка Жако возражать не станет! Это утешало. А вообще-то, если про то, что никому не нужна…

Так стало тоскливо! Просто хотелось завыть на наглую, круглую луну, которая беззастенчиво пялилась в раскрытое, без занавесок окно. Лиля села на кровать, поджала под себя ноги и тихонько и жалобно заскулила.

Жако проснулся и открыл глаза. Пару минут он смотрел на сидящую женщину, укутанную в одеяло, которая монотонно и жалобно плакала и раскачивалась в такт своим подвываниям. Потом он сел, мотнул головой, стряхивая остатки сна, потом поднялся и присел на край ее кровати. Обнял ее за плечи и тоже заплакал. Лиля уткнулась ему в плечо и заревела уже в полную силу.

«Сколько же на свете одиноких и несчастливых людей!» – подумала Лиля.

Марик неприкаянный, этот страдающий француз. Даже противный оставленный муж – тоже, по сути, одинокое и несчастное существо. Не подлец ведь и не подонок. В чем он виноват? В том, что она, Лиля, не смогла его полюбить и пыталась за его счет приспособиться в этой жизни?

А про нее саму и говорить нечего. Одинокая неудачница с весьма грустной и определенной жизненной перспективой.

Жалко всех. А себя – в первую очередь.

Жако уложил ее в постель, укрыл одеялом и тихо запел какую-то песенку. Слов Лиля не понимала, а вот смысл немудреной песенки был вполне понятен.

Жако гладил ее по голове, а она крепко держала его за руку.

– А может… – Он смущенно замолчал. – Попробуем? Ну, если ты, конечно, не возражаешь? Может, что-нибудь у нас получится? – В его голосе явно слышалось сомнение.

Лиля всхлипнула и кивнула. Жако осторожно откинул одеяло и прилег с краю. Очень корректно, надо сказать, прилег. Лиле даже стало немножко смешно.

* * *

Утром обоим было неловко, и это очень чувствовалось. Неловкость присутствовала, стеснение тоже, а вот радости не было и в помине. Они старались не встречаться взглядами.

После завтрака поехали на море. Припарковались на набережной, вышли из машины и облокотились о парапет. Молча смотрели на море и корабли. Жако курил. Подул сильный ветер, и он накинул на нее свою куртку. Рук не задержал.

Лиля вздохнула, улыбнулась, посмотрела ему в глаза и погладила по руке.

– Спасибо тебе! За билет, за море, за то, что хотел что-то изменить в своей и моей жизни! Что поделаешь – не получилось! И никто в этом не виноват! Знаешь, у нас когда-то пели такую песню: «Вот и встретились два одиночества. Развели у дороги костер». – Она рассмеялась и провела ладонью по его лицу: «А костру разгораться не хочется! Вот и весь разговор!»

Жако внимательно посмотрел на нее и поцеловал ее руку.

Назавтра он отвез ее в аэропорт.

* * *

Лиля очень обрадовалась Москве. Ехала из Домодедова и с удовольствием разглядывала окрестности. Нет, все уже родное и уже любимое. И город этот – шумный, недобрый, опасный – тоже уже ее город. И не зря она страдала, не зря лила горькие слезы. Счастливой она здесь не стала, а своей – наверняка. Теперь он вынужден ее принять, придется. Никуда не денется – примет!

А иначе совсем тогда все бессмысленно, совсем. Вся ее жизнь.

А дома ждало письмо от Зинаиды. Та писала, что в «эту чертову столицу, блин, что б ее» она – ни ногой. Дома мамка и папка. Сеструха с семьей. Племянники любимые. Своя кровать и банька во дворе. Да и на примете есть один – ничего так мужичок, разведенный. С батей в гараже работает. Может, что еще и выгорит! Короче, подруга, остаток вещей вышли посылкой, зеленую куртку оставь себе. Да, и черную сумку с блестящей пряжкой тоже.

Лиля не знала, радоваться ей или огорчаться. Нет, с одной стороны – слава богу, что Зинка съехала. Грязь и бесконечные выпивоны порядком поднадоели. Можно сделать генеральную уборку, повесить новые шторы и купить наконец телевизор. Вот только платить за все это тоже придется самой. А работы еще нет, и какая будет… И вопрос – когда? А съезжать и снимать угол подешевле, у каких-нибудь алкашей или сумасшедшей бабульки, тоже не очень хочется. Хорошо, что в заначке остались какие-то деньги. Небольшие, но продержаться пару месяцев можно.