Джентльмены чужих писем не читают - Олег Горяйнов

– Здорово, – констатировал Абрамыч, выслушав исповедь незадачливого борца за счастье маньянского народа. – Действительно здорово. Даже розетку искать не пришлось. Скоро они, Вась, вообще тебе на слово будут верить.

– А то, – самодовольно ответил Василий, засовывая паяльник в чехол. – Даже подкагонить не пришлось фраерка – открыл шлюзы, шлифер причудливый[69]…

– Убрать-то его-таки тебе придётся, Вась…

– Ясен конь, Абрамыч. Гумза шары погонит моментально. Кралю нашу его кореша завтра же на перо подпишут[70]…

– Василий, Василий, – сморщился Абрамыч. – Когда же ты, наконец, избавишься от этой фени и начнёшь говорить как все цивилизованные люди говорят…

Василий смутился. Он втянул голову в плечи и переступил с ноги на ногу.

– Ну, действуй, – сказал Абрамыч. – Да тихо, без стрельбы. А я пока тут проверю кое-что. Да арсенальчик ихний заодно конфискую.

Увидев, что один из bandidos потащил оружие к своей машине, а другой остался, Эусебио Далмау задёргался, поняв, что в его жизни наступил весьма решительный момент. Помирать не хотелось. Это пугало. Эусебио не состоял со смертью в близких отношениях, потому что своей рукой в жизни никого пока не убивал. Таскать с места на место бомбы да пушки, которые кого-то потом убивают, дружить с теми, кто убивает, – ведь не значит самому убивать. Кто сам убивает – тот, да, знает, что и с ним в любую минуту могут таким же образом поступить, и к этому, как правило, готов. А бедняга Эусебио смерть-матушку на себя примерять решительно отказывался. Не вдаваясь в футурологические дебри и вообще никогда не задумываясь над всем этим говном, он жить собирался почему-то долго, даже, может быть, счастливо. Поэтому теперь он трепетал. Воздух в убежище номер четырнадцать, уже пару раз им подкорректированный, сгустился в какой-то туман, окаймлённый инфернальным мраком, в котором подобно звездам небесным начали вспыхивать и гаснуть молниеносные сценки из его скорой жизни. Потом из тумана выплыла страшная харя, куда более мясистая, чем у самого Эусебио, и визгляво закричала, круша барабанные перепонки, не оставляя надежды вяло живущим:

– Сука позорная, падла, вафлёр карманный!!!

Несмотря на то, что кричалось всё это на русском языке, из которого Эусебио Далмау не знал ни слова, он прекрасно понял смысл сказанного, и ему на секунду стало обидно: какой же он вафлёр? не было этого, если и было, то всего разок или два, и то в глубоком детстве, в Эльдорадской школе для мальчиков, но откуда об этом может быть известно чудовищу?.. Чудовище вело себя странно: билось в истерике, блажило, мешая жертве сосредоточиться на сладких воспоминаниях, рвало на себе чёрную майку…

…Василий ещё раз пнул поверженного террориста в сломанное ребро, отчего тот произвёл короткий тонкий скулёж. Он был зол на себя за то, что никак не удавалось по-настоящему разозлиться на этого бородатого урода, чей хронометр жизни, можно сказать, уже исчерпал свой завод к едреней фене, чьи глазёнки уже помутнели и бессмысленно смотрят в пространство. И Абрамыч, гад, деликатно удалился – некому вдохновить стажёра на короткую точку, которая должна обозначить завершение данного этапа операции. Как бы подразумевается само собой, что раз умеешь паяльник клиенту в задницу засунуть – сумеешь, коли надобность случится, и мочкануть человечка. А если это совсем не просто по первому разу?

Но точку всяко ставить надо. А то ведь отправят обратно на кичу – парашу нюхать, сафари за мандавошками устраивать на склизлых шконках[71], не посмотрят, что братан родной здесь в авторитетах. И – прощай, страна Маньяна, где кошёлки сладкие как дыни, отдаются за улыбку да за букет цветов хорошему парню, в жизни своей короткой и печальной мало чего доброго видевшего. И что же – до конца дней своих с глиномёсами шоколадными[72]совокупляться в отгороженном казёнными одеялами углу вонючей хаты?.. Нет, лучше вовсе бросить копыта, чем возвращаться в кошмар и беспредел обезумевшей родины. А ещё лучше собраться с силами и помочь-таки бросить копыта толстомордому.

– Козлина вонючая!!! – страшно заорал Василий, растопырив пальцы веером. – Пидор гнойный!!!

Распалить себя не удавалось. Всего месяц спокойной сытой жизни, расстроился Василий, и на тебе – полная моральная, как Абрамыч ни скажет, импотенция…

Небось девка-то в парке, их подопечная-то – не раздумывала в то воскресенье: вынула пушку да шмальнула краснопёрого, и дальше себе пошла. А я…

Стыд и позор.

Было бы ещё минут десять – засмолить бы дури, тогда можно заставить себя сделать всё что угодно, но ведь нет десяти минут, да и Абрамыч не разрешает заширенным работать…

Василий достал из-под майки средних размеров мачете – первую вещь, которую он купил здесь в Маньяне, получив от брата деньги на карманные расходы, проверил зачем-то пальцем заточенность лезвия, махнул грозным оружием, прислушиваясь к свисту, с которым оно разрезает горячий воздух, наконец вздохнул и обратил взор к поверженному бородатому террористу. Тот лежал неподвижно и признаков жизни не подавал. Глазенки закатились, мускулы тела расслабились, из тела что-то вытекало с блевотным журчанием.

Василий переложил мачете в левую руку, а правой рукой пощупал пульс у клиента на шее. Пульса не было.

– На слово поверил! – пробормотал он, потрясённый.

Он попятился к двери, открыл её задом и бросился к машине.

– Всё в порядке? – спросил его Абрамыч.

– А то, – ответил Василий не без гордости. – А у тебя?

– У меня не всё в порядке.

‑ Что такое?

‑ У неё два маячка в одежде. Один – наш. Другой – не знаю, чей. Но догадываюсь. И его хозяева сейчас сюда прибудут. Так что дожидаться её возвращения мы не будем.

Приказ из Центра был недвусмыслен и разночтений не предполагал: активизировать агента 4F-056-012 в течение недели, систему связи перевести на ежедневную, проверить вокруг него безопасность, об исполнении доложить. Вот тебе и позабыли господа начальнички про Ваньку-Сексмашину…

Значит, что-то и впрямь там такое творят папаша Ореза со своей дочуркой-застрельщицей, что-то жутко хитрое и таинственное, о чём уже пронюхали в заокеанских верхах и решили засунуть туда хитрый рыжий нос по самую верхнюю губу… Значит, не подвела старого Бурлака его интуиция…

А может, и не пронюхали ничего. Может, это какой-нибудь штабной делает видимость активной деятельности. А что? Сидит на Хорошевке урюк с тремя большими звёздами поверх двух продольных соплей, жопа шире ног, ноги шире плеч, офицер Генштаба называется, армейская, блин, элита, сидит, бумаги перекладывает – справа налево, слева направо, чует, скоро арбуз вкатят за бездеятельность и безынициативность, и тогда идет в архив, отыскивает там досье на агента 4F-056-012, смотрит: что такое? на консервации? отработанный материал?.. – грыжу в руки и бегом в оперативный отдел: шифровку маньянскому Бате: активизировать! доложить! На хера? А отчитаться. Спросят: что сделал за последний месяц? Агента, блинь, активизировал! Ух ты! Не зря, стал-быть, штаны в казённом присутствии протираешь… Так точно, никак нет, не зря, вашскобродь!