Круги в пустоте - Виталий Каплан

Он резко толкнул калитку, быстро прошел по утрамбованному гравию дорожки на крыльцо. Свет горел…

Настя беззвучно кинулась ему навстречу — и потерянно остановилась, едва не столкнувшись с ним в прихожей. Казалось, она постарела лет на двадцать. Серые, ввалившиеся щеки, изломанная полоска губ, и самое страшное — глаза. Таких глаз у нее давно не было. А еще вернее — не было никогда.

— Ну что, что стряслось? — с ходу выпалил Виктор Михайлович, не тратя лишних слов на приветствие.

— Лешка пропал, — выдохнула Настя и уткнулась ему в плечо, заплакав — бессильно, опустошенно. Тихо, почти без слез, и это было хуже всего.

Уж если боевая и энергичная Настя ведет себя так…

Он решительно взял жену за плечи, усадил в раскладное кресло, сам сел напротив.

— Рассказывай. И по сути. Что, когда и как. Детали потом, сейчас главное.

Настя всхлипнула.

— Он после обеда… Он за грибами пошел, сказал, в рощу… И до сих пор нет, и я все избегала там, и ничего. И к озеру бегала, и на карьер…

— Почему не позвонила мне?

— А потому что сломалась эта чертова железка! — взвыла Настя и яростно сунула ему в руку мобильник, купленный еще весной со страшным скрипом и недовольством, с художественными комментариями о нищенской зарплате и недопустимости столь великих трат. Петрушко все же сумел уговорить ее, напирая на «экстремальные случаи».

И вот, пожалуйста, экстремальный случай.

Он надавил включение — без толку, мертвое табло, ни звука ни хруста.

— В стенку им, что ли, кидалась? — хмуро осведомился он и тут же виновато погладил ее по щеке. — Прости, Настюша, нервничаю. Тут, похоже, батареи разрядились полностью. Надо ж было смотреть… Но это ладно, это потом. А к соседям? У многих же телефоны.

— И где же ты в середине недели их найдешь? — ядовито парировала Настя. — На весь поселок пять человек осталось, и ни у кого нет, что я, не спрашивала?

— И у Рыбниковых нет?

— Говорят, нет…

Петрушко пожал плечами. Анатолий Иванович Рыбников вполне тянул если не на полновесного «нового русского», то хотя бы балансировал где-то возле. И не дал… Вот свинья… Налоговую, что ли, на него спустить? А, не до того.

— А на станцию ходила?

— Ну что ты глупые вопросы задаешь? Конечно, ходила. В автомате трубку оторвали.

— Ну а попросить позвонить из кассы?

— Тебе пересказать, какими словами она меня послала? Что мне, драться было с ней?

Виктор Михайлович лишь вздохнул.

— Хорошо, давай снова и уже подробнее. Во сколько именно он пошел в лес?

— Обедали в три, он сразу после обеда собрался.

— И что, без звука отпустила?

— Можно подумать, ты бы не отпустил… Господи, да сто раз ведь уже ходил, недалеко же, ну чего с ним может случиться-то? Главное ведь, не на озеро. Какого я с ним скандалить буду? А что если… — она судорожно вздохнула и крепче сжала его руку. — А если все-таки на озеро?

— Маловероятно, — бросил Петрушко. — Ты же знаешь, он свое слово держит. На озеро мы ему одному ходить запретили, и еще не было ни одного случая. Значит, незачем придумывать трагедии… Это, скорее всего, имеет более простые объяснения. Вот что, прими нитроглицерин, все будет хорошо, я приехал, я начну действовать.

— Да что ты можешь? — с досадой мотнула головой Настя. — Какая уж на тебя надежда… Тут ведь нужен настоящий мужик… крутой… с деньгами и связями… какой-нибудь полковник, а лучше — бандит…

— Все, Настя, пей таблетку. А я сейчас выйду ненадолго. До станции, оттуда позвоню кое-кому… настоящему и крутому. Уж как-нибудь разберусь с этой… с кассой…

Он крепко сжал Настины плечи и, не оборачиваясь, вышел на крыльцо.

Сумерки уже сгустились, поглотив апельсиново-рыжую полоску на западе, и остренькие глазки звезд как-то нехорошо, по-крысиному уставились на Петрушко. Еще доцветали кусты последнего, самого позднего шиповника, но сейчас он не замечал запаха. Не замечал ни птичьего щебета, ни монотонного звона кузнечиков. Он еще не успел ничего узнать, но уже чувствовал — Лешкино исчезновение неслучайно. И умерший мобильник тоже неслучаен. Все это как-то связано, и все это отдает чем-то нехорошим.

Выйдя на улицу, он достал свою трубку (при Насте демонстрировать второй мобильник не стоило — служебных аппаратов инженерам не выдают, а свой — на какую, спрашивается, заначку? Да, можно было отговориться подарком какого-нибудь очередного «хорошего человека», но не хотелось плодить ложь — ее и так за двенадцать лет наросло изрядно, и Виктор Михайлович понимал — когда-нибудь этот гнойник прорвет. И что тогда? Думать о таком было страшно, а не думать — уже давно не получалось).

Сперва отзвонился Дронину — пускай тот включит официальные методы, хотя бы уже для Настиного спокойствия. Пусть посуетится милиция… Какой-никакой, а психотерапевтический эффект. А второй звонок был Гене.

— Саныч? Привет, это я. У меня чепэ. Да, требующего твоего участия. Личное чепэ, хотя, может быть, не такое уж и личное. Короче, ноги в руки, и дуй ко мне на дачу. Ну и пускай в ремонте, поймай любую тачку, потом из спецфонда оплатим, какие дела…

Следующим на очереди был Семецкий. Пускай его ребята прочешут все окрестности… включая, само собой, и озеро… мало ли… Но главная надежда была на Гену. Этот найдет… своими глубоко антинаучными методами. Он не откажет… ведь не в личных же целях… Вернее, в личных, но тут ведь совсем другой коленкор…

Ужасно хотелось курить… Ладно, это-то перетерпеть можно. А вот как перетерпишь давящую, тяжелую тоску? Как разгонишь темное предчувствие? Да, можно при Насте изображать бодрость и деловитость, но вот тут, на пустынной улице, под равнодушными звездами… По меньшей мере шесть часов. Заблудиться в роще невозможно, даже если очень постараться. По любому хоть на какое-то шоссе, а выйдет. Сломал ногу? Припадок? Настя обегала всю рощу, пусто. Значит, остается одно… Самое страшное и самое, увы, вероятное. Похищение. И кто? Завелся очередной маньяк? Ладно, Дронин сейчас подкатит, у него можно узнать насчет серийности. По укосовской части все вроде бы в регионе тихо… сатанисты давно уже не собирались на лесные бдения, оккультные секты если и есть, то столь мелкие, что пока не попались на прицел… А вот маньяк… Или, что вероятнее, какие-нибудь обкурившиеся тинейджеры… Как тогда, в мае. Но тело? Почему нет тела? Или Настя плохо искала, или забрали с собой…

Сердце суматошно дернулось, и сейчас же холодная, бессмысленная боль затопила сознание. Ну вот, только этого сейчас не хватало! Полковник Петрушко должен быть сейчас здоров, энергичен и деятелен… А эта фигня нам не нужна! Пошла она вон!

И боль, точно испугавшись окрика, поддалась, схлынула. Надолго ли?

Он еще долго стоял, прислонившись к огромной, вымахавшей метров на шесть старой яблоне. Стоял, тщетно пытаясь выкинуть из головы мрак. Потом, сверившись с часами, направился к дому.