Жарким кровавым летом - Стивен Хантер

— А вот это настоящее искусство!

— Ты испорченный еврейский мальчишка, — откликнулась Вирджиния. — Бен, у тебя ужасно низменные мысли. Ты пришел, чтобы смотреть картины, а все время пялишься на мою задницу!

— Он просто мальчишка, — отозвалась графиня. — Вирджиния, а чего еще ты от него ожидала? Именно за это мы его так любим.

— Да, Дороти, но тебе больше не приходится с ним трахаться. А мне все еще приходится.

Графиня рассмеялась. Общение с беспутными друзьями вызывало у нее подлинное веселье. Они были, конечно, куда забавнее, чем надутые олухи из округа Датчесс, вместе с которыми она росла.

— И все же, дорогой, есть брызги или нет?

— Нет. Никаких. Я вот что скажу: это похоже на Ньюарк с деревом.

— Ньюарк?

— Я была в этом городе, — сказала Вирджиния. — Это как Нью-Йорк без Бродвея. Это Бронкс навсегда. Итальяшки и стрельба. Я ни за что не вернулась бы туда.

— Ньюарк? И что же здесь ньюаркского?

— Плоское, темное, грязное, тесное, бурое. Не знаю, почему мне в голову пришел именно Ньюарк.

— О, это же совершенно очевидно. В твоем маленьком крысином мозгу, дорогой, Нью-Йорк все еще привлекателен и полон очарования. Но если убрать неон и прочую мишуру, то у тебя останется только масса грязных зданий. Voila[42]Ньюарк.

— Жаль, что я не могу вспомнить это гребаное имя. Он же называл мне его, но оно сразу же вылетело у меня из головы. Вирджиния, может быть, ты помнишь? О нет, конечно же, ты в это время терлась титьками об Алана Лэдда.

— Не думаю, что он это заметил. Он никогда не пригласит меня в картину. Его женка ему не позволит.

— Мы снова отвлеклись, вам не кажется? — деликатно заметила Дороти. — Давайте вернемся к первоначальной теме.

— Это может вообще не иметь теперь значения, — сказал Багси. — Он по уши завяз в какой-то дурацкой войне. Одиннадцать его парней откинули копыта в грязном негритянском притоне. Все считают, что ему скоро конец.

— Ковбой может по-настоящему достать его, — согласилась Вирджиния. — Дороти, наш герой когда-нибудь рассказывал тебе, как он познакомился с этим ковбоем на вокзале в Хот-Спрингсе? Парень дал мне огня прикурить, а Бенни решил поиграть в крутого и полез на него. Но ковбой на это не купился. Тогда Бен решил заехать ему в зубы. Только это тоже не прошло, и ковбой сам врезал Бену, да так, что его еле-еле отскребли от асфальта. Бен потом полтора месяца плакал, как маленькая деточка, и я заметила, что он что-то не торопится вернуться в Хот-Спрингс. Он не хочет возвращаться туда, пока кто-нибудь не разделается с ковбоем.

— Вирджиния, каждый раз, когда ты рассказываешь об этом, он бьет меня все сильнее и сильнее, — умиротворяющим тоном произнес Бен. — Это ее любимая история. Она рассказывает ее по всему городу. Уже дошло до того, что мне звонят парни из Нью-Йорка и спрашивают, когда же я наконец рассчитаюсь с ковбоем.

— Но ты пока не рассчитался. Дороти, знаешь, а ведь он действительно его боится.

— Бить он и на самом деле умеет, тут я спорить не буду, — согласился Багси, хорошо помнивший сокрушительный удар по ребрам. — Но я скажу тебе еще кое-что. Когда я в конце концов доберусь до его задницы... Эй, эй! Вот оно! Точно такое же! — возбужденно воскликнул он. — Вирджиния, это не оно?

Он указал на темноватую, плотно записанную и покрытую лаком загадочную картину.

Дороти не нужно было читать подпись. Живопись Брака она все-таки могла узнать с первого взгляда.

«Папа Эрла? — говорили люди. — Папа Эрла был ба-альшим человеком».

«Раньше было не то, что нынче, — говорили они. — Раньше закон кое-что значил, и законом как раз и был папа Эрла, Чарльз».

«Нынче все как с цепи сорвались. Когда здесь был папа Эрла, такого не было. Папа Эрла следил, чтобы закон соблюдался. Никто не смел нарушить закон, когда здесь был папа Эрла».

«Папа Эрла был великим человеком».

«Ну и что с того, что Эрл получил большую медаль за то, что убивал японцев? Он все равно и в подметки не годится своему папе. Да, тот был ба-альшим, нет, великим человеком».

«Я не знаю никого, кто мог бы выступить против папы Эрла».

«Знаете, папа Эрла был большим героем во время Первой мировой войны. Он убил чертову прорву германцев».

Это говорилось почти единодушно. На захолустном городишке Блу-Ай, центре округа Полк, штат Арканзас, где имелась станция железной дороги «Канзас-Сити, Техас — Залив», идущей до Нового Орлеана, и где усталый водитель, едущий по 71-му шоссе, мог выпить холодной кока-колы, все еще лежала большая и тяжелая тень отца Эрла. Можно было расспрашивать об Эрле в гастрономе, или в парикмахерской, или в отделении полиции, но в ответ услышать вовсе не об Эрле, а об отце Эрла. Он был таким великим человеком, говорили люди, что его собственные сыновья не могли выдержать его величия. Один сбежал из дому, а второй сам себя прикончил, когда ему было пятнадцать лет. Это был печальный, ужасно печальный день, но папа Эрла пошел на службу, потому что он был таким человеком, для которого долг превыше всего и который точно знает, в чем состоит его долг. Черт возьми, в двадцатых годах он прикончил троих грабителей банка. И много парней из больших городов или нахальных черномазых, которые попытались пойти поперек папы Эрла, не добились ничего, кроме шишки на башке размером с тарелку для пирога, потому что папа Эрла не терпел всякой ерунды, имел очень быстрые руки, непреклонную волю и кожаный удлиненный мешочек, набитый дробью, который никогда не выпускал из правой руки.

Карло пошел на кладбище. Там стоял большой памятник, на мраморном пьедестале которого было начертано крупными буквами: «ЧАРЛЬЗ Ф. СВЭГГЕР, КАПИТАН АМЕРИКАНСКИХ ЭКСПЕДИЦИОННЫХ ВОЙСК 1918 ШЕРИФ 1920, 1891-1942» и еще строчка: «ДОЛГ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО», а над надписью возвышалась скульптура, изображавшая патриотического американского орла с полурасправленными, поднятыми к небу крыльями и огромными цепкими когтями. Зато могил жены и младшего сына так и не нашлось.

— Этот, — сказал неф-смотритель, заметив молодого человека, — этот был строгим парнем. Он попусту не болтал, нет, сэр. Он умел вколотить в каждого страх Божий.

— Я слышал, что он был большим человеком, — отозвался Карло.

Старик расхохотался, продемонстрировав обломки зубов и розовые десны.

— О, конечно, — сказал он, — чертовски большим!

И заковылял прочь, хохоча, будто сказал невесть какую смешную вещь.

Карло отправился в редакцию местной газеты, намереваясь отыскать в одной из архивных подшивок подробный рассказ о происшествиях трагического дня смерти Чарльза.

Но информации оказалось немного. Судя по всему, старина Чарльз возвращался с баптистского моления, которое ежемесячно проводилось в уик-энд в Каддо-Гэпе. Поздним вечером он ехал через Маунт-Иду и вдруг заметил, что задняя дверь винного магазина Феррелла Тернера открыта. Он поставил машину на обочину, взял фонарь и отправился выяснять, в чем дело, хотя находился не на своей территории, а в округе Монтгомери. Он был всего в нескольких милях от Полка, увидел то, что вполне могло оказаться преступлением, и пошел выяснять, что происходит.