Англия, Англия - Джулиан Барнс

Оркестр — туба, труба, детская волынка и скрипка — начал с «Правь, Британия, морями», которую одни из местных сочли псалмом, исполненным в знак уважения к викарию, а другие — эстрадной песенкой прошлого века, кажись, ее «Битлы» пели? Затем вокруг лужайки обошла, не ведая ритма, нестройная процессия: Майская Королева Джеки неуклюже восседала на отмытом с шампунем тяжеловозе шайрской породы, чья грива и гирлянды развевались на ветру куда живописнее Джекиных завитых угольными щипцами волос; Фред Темпль, обмотав свой красный хвост вокруг шеи, катил на дребезжащем, неудержимо пускающем газы тракторе с миллионом приводных ремней; Фил Хендерсон, хозяин птичьего двора, гениальный механик, ухажер светловолосой Джеки, вел свой открытый «мини-купер», который отыскал в заброшенном сарае и переделал: теперь машина ездила на сжиженном бытовом газе; и наконец, после долгих шутливых уговоров к кавалькаде присоединился полисмен Браун на своем велосипеде, высоко держа дубинку, не снимая левой руки со звонка, с прищепками на брюках и маскарадными усами над верхней губой. Этот разномастный квартет раз шесть обогнул лужайку, пока даже близкие родственники не сочли, что нахлопались достаточно.

Были лотки с лимонадом и имбирным пивом; предлагалось сыграть в кегли и боулинг (приз — поросенок), а также угадать вес гусыни; имелся аттракцион «Сбей орех», причем в знак уважения к древней традиции половина кокосов была приклеена к чашкам, так что деревянный шарик рикошетом отлетал прямо в метателя; деревенские охотно искали подарки в кадке с отрубями и пытались с завязанными глазами срезать яблоко. Шаткие козлы ломились от кексов с тмином и всяческих домашних консервов: варенья, джемов, маринованных огурцов и чатни. Кабатчик Рей Стаут, с нарумяненными щеками, в съехавшем набок тюрбане, обнажавшем высокий, с залысинами лоб, сидел на корточках в темной будочке, предлагая всем погадать по цикориевой гуще. Дети могли поиграть в «приставь ослу хвост» и нарисовать себе усы и бороды жженой пробкой, а за полупенс их впускали в палатку с тремя старинными кривыми зеркалами, где маленькие зрители немели от изумления.

Праздник шел своим чередом. Состоялись «Бега трехногих», которые выиграли Джеки Торнбилл с Филом Хен-дерсоном; глядя на их проворство в этом малограциозном спорте, кумушки отметили, что муж да жена (а в данном случае жених и невеста) — одна сатана. Двое смущенных парней в добротных, свободного покроя льняных куртках показали приемы корнуоллской борьбы; демонстрируя всяческие «летучие кобылы», они все время косились на тренера Маллина, который стоял наготове с раскрытой энциклопедией. На конкурс карнавальных костюмов Рей

Стаут явился в облике королевы Виктории (румян он с лица не стер, но тюрбан скинул); здесь же присутствовали лорд Нельсон, Белоснежка, Робин Гуд, Боадицея и Эдна Галлей. Марта Кокрейн решила отдать свой скромный голос Эдне Галлей (она же Джез Харрис), хотя та как две капли воды была похожа на королеву Викторию в интерпретации Рея Стаута. Однако мистер Маллин призвал дисквалифицировать кузнеца на том основании, что конкурсанты должны наряжаться реальными людьми; тут же, на немедленно созванном чрезвычайном заседании приходского совета был поднят вопрос о реальности Эдны Галлей. Джез Харрис в ответ оспорил реальность Белоснежки и Робин Гуда. Одни говорили, что реальны лишь те, кого люди видели; другие — что реальны лишь те, про кого написано в книгах; третьи — что реален всяк, в кого верит много народу. Спорщики, воодушевленные самогоном, самоуверенные, как может быть самоуверен лишь невежда, приводили аргумент за аргументом.

Марте стало скучно. Ее внимание привлекли детские лица, на которых читалось охотное и все же далеко не примитивное доверие к реальности. Дети еще не достигли возраста недоверия и пока еще пребывают в возрасте чуда, подумалось ей, следовательно, они продолжают верить, даже когда им не очень-то верится. Для ребенка глазастый карлик с грудью-бочонком в кривом зеркале — он сам и не он сам; и оба настоящие. Малыши отлично видят, что королева Виктория — всего лишь замотанный шалью Рей Стаут с раскрашенным лицом, но верят в королеву Викторию и Рея Стаута одновременно. Как та старая «загадочная картинка» из психологических тестов: что это, бокал или два обращенных друг к другу профиля? Дети без труда способны переключаться с одного образа на другой или видеть оба сразу. Ей, Марте, это уже не по силам. Сколько бы она ни таращила глаза, перед ней всего лишь самозабвенно валяющий дурака Рей Стаут.

Можно ли возродить простодушие? Или это все равно будет искусственный продукт, ветка, привитая к древнему недоверию? О чем гласят эти детские лица — что простодушие возродимо или что она, Марта, — чувствительная дура? Полисмен Браун, набравшись самогона, опять катается по общинной лужайке, звеня в звонок и отдавая всем встречным честь дубинкой. Полисмен Браун получил свою лицензию, сто лет назад пройдя двухмесячную стажировку в частной охранной фирме; он не приписан ни к одному полицейскому участку и со дня своего приезда в деревню не изловил ни одного преступника; зато у него есть мундир, велосипед, дубинка и усы, которые вот-вот отклеятся окончательно. И похоже, этого вполне достаточно.

Марта Кокрейн покинула лужайку, когда в воздухе повис чадный дым, а танцы сделались развязнее. Поднявшись по тропке на Висельный холм, она села на скамью, обращенную к деревне. Интересно, здесь действительно была виселица? Качались ли здесь трупы, на которых сидели, деловито выклевывая глаза, вороны? Или название — лишь выдумка с туристическим прицелом и восходит оно к начитавшемуся готических романов викарию позапрошлого века? На миг Марта вообразила себе Висельный холм в качестве достопримечательности Острова. Заводные вороны? Прыжок на «тарзанке» с эшафота, чтобы почувствовать себя в шкуре висельника, а затем — брудершафт с Безголовым Палачом? Гостям бы понравилось.

Внизу запылал костер, вокруг которого теперь кружила вереница танцующих конгу с Филом Хендерсоном во главе. Он размахивал пластиковым флагом с георгиевским крестом. Святой Георгий, небесный покровитель Англии, Арагона и Португалии, вспомнила она, а также защитник Генуи и Венеции. Конга, национальный танец Кубы и Ингленда. Оркестр, подкрепившись самогоном, жарил програм-

му сначала, точно закольцованная магнитная лента. «Британских гренадеров» сменили «Мыльные пузырики-ки-ки-ки», затем, автоматически предсказала Марта, будут «Пенни Лейн» и «Правь, Британия, морями». Вереница танцующих — червяк из пантомимы — пошатывалась и заплетала ногами, но все же каждый раз приспосабливалась под новый ритм. Джез Харрис начал запускать «джеков-попрыгунчиков», что вызвало детский визг и смех. Тихоходное облако кокетливо соскользнуло с лика идущей на прибыль луны. Под ногами у Марты что-то зашуршало. Нет, не барсук, несмотря на все красивые байки кузнеца: всего лишь кролик.

Луна снова скрылась за облаками; холодало. Оркестр, в последний раз одолев «Правь, Британия», угомонился. Теперь до ее ушей доносились лишь подложные птичьи трели, а именно звонок полисмена Брауна. В небо по диагонали вознеслась неуверенная ракета. Вокруг угасающего костра обращалась вереница танцоров, укоротившаяся до трех человек. Такой день стоит запомнить. Праздник учрежден — и похоже, уже обзавелся своей историей. Ровно через двенадцать месяцев будет коронована новая Майская Королева и новые судьбы — предсказаны по цикориевой гуще. Неподалеку вновь раздалось шуршание. И вновь это оказался не барсук, но еще один кролик, бесстрашный, бестрепетно уверенный в своих территориальных притязаниях. Понаблюдав за ним несколько секунд, Марта Кокрейн встала и начала спускаться с холма.