Мифы и легенды Средневековья - Сабин Баринг-Гоулд

Каноэ, человеческие останки, деревянные фрагменты и орехи, которые океан выносит на западное побережье Европы, могли послужить источником веры в то, что за заходящим солнцем существует земля, которую обозначали как Меропиду, землю Кроноса, остров Огигия, Атлантиду, Острова Блаженных или Сад Гесперид. Страбон ясно указывает, что единственным препятствием на пути на запад от Иберии в Индию является ширина Атлантического океана, но что «в том умеренном поясе, где мы проживаем, особенно поблизости от параллели, проходящей через Афины и пересекающей Атлантический океан, могут существовать два обитаемых мира, а возможно, даже больше, чем два».[111]

Это куда более ясное предсказание о существовании Америки, чем неопределенные слова Сенеки. Аристотель принял идею о существовании нового континента на Западе и описал его, опираясь на рассказы карфагенян, как плодородную землю, покрытую лесами и орошаемую водой, которая находится напротив Геркулесовых столбов (Гибралтарского пролива). Диодор пишет, что ее открыли финикийцы, и добавляет, что в той стране есть высокие горы, а климат не слишком изменчив. При этом он пытается провести различия между ней и Элизиумом Гомера, Островами Блаженных Пиндара и Садом Гесперид. Карфагеняне начали основывать там колонии, но это было запрещено законом, поскольку существовало опасение, что изначальная территория Карфагена опустеет и жители переселятся в новую, лучшую страну. Плутарх помещает гомеровский остров Огигия в пяти днях плавания от Бриттии и добавляет, что в пяти тысячах стадий от него находится большой континент. Он простирается далеко на север, а люди, которые населяют эту огромную страну, считают старый мир маленьким островом. Такое же замечание делает и Феопомп, излагая свой географический миф о Меропиде.

Не стоит разбирать здесь древние теории об Атлантиде, поскольку их подробно изложил Гумбольдт в своей работе по географии Нового Света. Поэтому мы перейдем к кельтам и к тому месту, которое Америка занимала в их мифологии.

Как утверждает Прокопий Кесарийский, Бриттия лежит в 200 стадиях от побережья, между Британией и Фулой, напротив устья Рейна, и ее населяют англы, фриссоны и бриттоны.[112]

Под Британией он подразумевает современную Бретань, а Бриттия – это Англия. Цец рассказывает, что на океанском побережье напротив Британии живут рыбаки, покоренные франками, но освобожденные от выплаты дани из-за их рода занятий, которое состоит в перевозке душ на другой берег. Прокопий также излагает эту историю, и сэр Вальтер Скотт передает ее в своем «Графе Роберте Парижском». Агеласт говорит: «Я прочел в том чудесном зерцале, что отражает времена отцов, труды ученого Прокопия о том, что в море за Галлией, почти напротив нее, находится призрачная земля, всегда скрытая облаками и бурями, которая известна соседствующим с ней народам как место, куда отправляются души после смерти. На одной стороне пролива живет несколько странного рода людей, рыбаков, которым дарованы определенные привилегии за то, что, будучи живыми, они выполняют обязанности языческого Харона и перевозят души усопших на остров, который становится обиталищем последних после смерти. В ночи этих рыбаков попеременно вызывают, чтобы они исполнили свое дело, благодаря которому у них есть разрешение жить на этом странном берегу. В дверь того, чья очередь исполнить эту единственную службу пришла на сей раз, раздается стук, который производит не рука смертного, и шепот, подобный угасающему ветерку, призывает рыбака сделать его работу. Он спешит на берег к своей лодке и едва только садится в нее, как ощущает, что ее корпус заметно погружается в воду – это означает, что в ней уже сидит мертвец. Никого не видно, и, хотя слышны голоса, невозможно разобрать, о чем они говорят – как будто кто-то разговаривает во сне». Согласно мнению господина де ла Вильмарке, место, откуда отчаливала лодка с призрачным грузом, находилось поблизости от мыса Рац, рядом с Бухтой Душ на крайнем западе Финистера. Пустынные равнины этого мыса напротив острова Сент с его озером Кледен, вокруг которого каждую ночь танцуют скелеты утонувших моряков, расположенным неподалеку от Плогофа, и болотами, усеянными памятниками друидов, делают этот пейзаж подходящим для того, чтобы здесь собирались души перед своим призрачным путешествием. Также в этих краях поблизости от Ланниона находятся развалины древнего города, отождествленного с Ύάδετοι Страбона.

«На большом острове Бриттия, – продолжает Прокопий, – люди в древние времена построили длинную стену, отделив значительную часть земли. К востоку от этой стены хороший климат и обильные урожаи, но к западу от нее они, напротив, таковы, что никто не может прожить там и часа; это прибежище змей и других рептилий. Если кто-нибудь попадает на ту сторону, то сразу умирает, отравленный ядовитыми испарениями». Это суеверие как бы служило второй, дополнительной, стеной страны мертвых, сохраняющей абсолютную уединенность душ. Прокопий отмечает, что данное представление было широко распространено, и ему рассказывали об этом многие.

Клавдиан тоже слышал эту легенду, но спутал ее с иным миром Одиссея. «На дальнем побережье Галлии есть место, защищенное от приливов и отливов Океана, где Одиссей, совершив кровопролитие, привлек призраков. Там слышались стоны, и огни мерцали среди теней. Жители того места видели бледные, как статуи, фигуры и бродивших мертвецов». Согласно Плинию, Филемон называл Северный Океан «морем мертвых».

В древней балладе о Ланселоте Озерном Дева из Астолата просит после смерти положить ее тело, одетое в богатое платье, в лодку и позволить той уплыть вслед за ветром. Это следы того самого древнего представления о путешествии за море в мир мертвых.

Могильщик в «Гамлете» поет о мертвеце:

Когда король Артур получил свою смертельную рану, сэр Бедивер принес его на берег.

«И когда они подошли к воде, то увидели у самого берега маленькую лодку, в которой сидели прекрасные дамы, и среди них – королеву, и у всех них на голове были черные капюшоны. Они начали плакать и стенать, когда увидели короля Артура.

– Положи меня в эту лодку, – произнес король, и он осторожно сделал это.

Три королевы приняли его с глубокой скорбью. Эти три королевы сели рядом, на колени одной из них король Артур положил голову.