Вероятно, Алекс - Дженн Беннет

– Уверена, – звучит мой ответ.

В последние несколько недель я много об этом размышляла. И все решила.

– Поэтому если хочешь… я не против. Хотя давить на тебя тоже не буду.

Он втихомолку чертыхается.

– Будет чудо, если у меня все получится, когда мы вернемся в фургон. Но знай: если ты передумаешь, у тебя есть на это полное право. В любой момент. Даже когда мы начнем.

Но я своего решения не меняю.

Ни когда мы возвращаемся к фургону, ни когда вытаскиваем из него доску Портера, чтобы освободить место, ни когда он в десятый раз спрашивает меня, уверена ли я, стараясь отговорить и обещая повторить то сказочное удовольствие, которое мне в музее доставили его пальцы, от чего я хочу его только больше. Ни даже когда он начинает – постепенно, медленно и осторожно, – а я не могу смотреть ему в глаза, но, не зная куда обратить взор, гляжу в пространство между нами, опасаясь, что все пойдет не так и что мне будет больно. Боль действительно заявляет о себе, но лишь на короткое мгновение. Все происходит… намного ярче и сильнее, чем можно было ожидать.

– Тебе хорошо? – запыхавшимся голосом спрашивает Портер.

Да, мне хорошо.

Я не меняю своего решения и немного погодя, когда происходящее поглощает меня без остатка, а он вдруг замирает, опасаясь, что мне хочется его остановить. Но со мной все в полном порядке и у меня есть только одно желание – чтобы он продолжал.

И уж тем более не меняю его, когда все заканчивается, когда мы сливаемся в одно целое, а окружающий мир, до этого развалившийся на мелкие кусочки, вдруг начинает медленно, фрагмент за фрагментом, собираться обратно – с каждым вдохом, с каждым изумительным ударом сердца.

В моей душе нет даже намека на сожаления.

– Что это? – некоторое время спустя спрашиваю я, показывая на какую-то белую штуковину, забившуюся в щель в углу, когда мы, тесно прижавшись друг к другу, лежим на старом одеяле в салоне жилого фургона.

На периферии сознания бьется мысль о том, что в аптечке лежит еще один презерватив, и я задаюсь вопросом о том, сколько стоит подождать, прежде чем об этом сказать, чтобы не показаться слишком ненасытной. Но потом поворачиваюсь на живот, подпираю голову согнутыми в локтях руками. Портер неспешно проводит пальцами по моей спине, потом спускается ниже, к ягодицам и ногам. От этого меня охватывает восторг, поэтому я решаю не торопиться.

Острый, треугольный предмет, который мой палец выковыривает из щели в углу, примерно с дюйм в длину. Сбоку на нем есть скобка, в которую продето серебряное кольцо.

– Смотри-ка. Мне казалось, я его потерял, – произносит Портер, на время прекращая чувственные поглаживания моей спины. – Эту штуковину достали из моей руки. Настоящий зуб большой белой акулы. Талисман на удачу. Или проклятие… это с какой стороны посмотреть. Я использовал его в качестве брелка, но потом, когда взял другие ключи, снял. Наверное, он скатился вниз с сиденья.

– Какой огромный, – говорю я.

– Какой там, это зуб молодой особи. Большая белая вдвое больше тех, что ты видела в океанариуме. А та, что напала на меня, была, скажем так, подростком.

Я пытаюсь представить этот зуб торчащим из руки Портера и говорю:

– Вспоминать об этом, конечно, ужасно, но зуб сам по себе представляет собой предмет особой гордости того, кто остался в живых. Что-то вроде символа чести.

– Хочешь, я тебе его подарю? – Мне?

– Ну да, повесишь на ключи для скутера. Он вполне впишется в твой «пантерный» стиль, – отвечает он, несколько мгновений молчит и добавляет: – Ты не подумай, в этом нет ничего такого. Я не пытаюсь таким образом показать всем, что ты моя девушка.

Да, если его у меня увидят, то наверняка поймут, что мы встречаемся.

– В самом деле? Ты хочешь сказать, что я твоя девушка?

– Не знаю. А ты как считаешь? – Он кладет акулий зуб на свою ладонь, немного колеблется, но потом все же смыкает на нем пальцы. – Но если таковой себя считаешь, то сначала кое-что мне пообещай.

– Что именно?

– Ты немного передо мной приоткрылась. – Он бросает взгляд на мою спину. – Я понимаю, почему ты до сегодняшнего дня не говорила мне, что тебя ранили из пистолета, но впредь такого быть не должно. У меня уже была девушка, таившая от меня секреты, и я несколько недель как последний дурак пребывал в полном неведении, пока она за моей спиной крутила любовь с Дэйви.

– Фу! Во-первых, по сравнению с ней мой вкус будет получше, а во-вторых, я никогда с тобой так не поступлю.

– Верю, – целует он меня в ушко.

– Если уж мы заговорили о Хлое, то… Ты и Дэйви занимались с ней сексом в одно и то же время?

– Ты хочешь сказать вместе? – потрясенно спрашивает он.

Мои губы расплываются в улыбке.

– Какой же ты глупый.

– Нет, я с Хлоей тогда не спал, – обескураженно отвечает он. – И чем-то заразиться от нее не мог, если ты именно это имеешь в виду.

Вообще-то да.

– Да и потом мы пользовались презервативами. Каждый раз.

– Рада это слышать, – тихо отвечаю я.

Еще как рада.

– Но давай вернемся к тебе, – продолжает он, – у тебя есть гнусная привычка держать все в себе. Не думай, я не предлагаю тебе превратиться в Грейс, ты нравишься мне такой, как есть. Но чтобы между нами все было в порядке, ты должна все рассказывать и верить мне…

– Я тебе и так верю.

Эй, мы разве только что не занимались сексом?

– …а я тебе, – доводит он свою мысль до логического завершения.

Я пытаюсь с ним спорить, но при этом недоумеваю, что он вообще об этом заговорил.

Он упирается в мою щеку подбородком, вынуждая посмотреть на него, и тихо произносит у самых моих губ:

– Выслушай меня, хорошо? Что между нами происходит? Лучшее, что когда-либо было в моей жизни. И я не хочу, чтобы это заканчивалось. Иногда ты кажешься мне мимолетным видением, будто туман над океаном: мне вдруг представляется, что ты, явившись сюда в начале лета, в один прекрасный день уедешь обратно к матери и солнце для меня закатится раз и навсегда. Это меня жутко пугает. И о себе я все рассказываю только в надежде на то, что с грузом сведений обо мне тебе меньше захочется куда-то бежать.

У меня сжимается сердце. Я прижимаюсь к нему бровью:

– Ловкач-Пройдоха.

– Что?

– Это я. По крайней мере, была им раньше.

В мои мысли закрадываются воспоминания о том дне на пляже, когда я так обидела Грейс. Нет, мне обязательно нужно стать лучше.

– Я стараюсь, Портер. В самом деле стараюсь, верь мне.

– Это все, о чем я тебя прошу. – Он отстраняется, смотрит на меня, слегка улыбается, разжимает пальцы и опять показывает акулий зуб: – Ну так как… возьмешь его? Но имей в виду, это может породить слухи.