Поля крови. Религия и история насилия - Карен Армстронг

Во все годы своего понтификата Григорий VII пытался установить либертас Церкви в противовес власти мирских владык. Успехом эти старания не увенчались, из-за чего и намеченный крестовый поход не сложился. В своих попытках освободить клириков из-под контроля мирян папа потерпел бесславное поражение от Генриха IV, императора Священной Римской империи. Восемь лет понтифик и император боролись за власть, пытаясь сместить друг друга. В 1084 г., когда Григорий снова пригрозил ему отлучением, Генрих IV попросту ввел войска в Италию и возвел на престол в Латеранском дворце антипапу. Однако папы могли винить только самих себя, ведь они же и создали империю Запада. Веками византийцы сохраняли форпост в Равенне (Италия) для защиты Рима от варваров. Однако к VIII в. лангобарды настолько разнуздались в северной Италии, что папе понадобился сильный светский защитник. И в 753 г. папа Стефан II предпринял героическое путешествие через Альпы – в середине зимы! – в старую римскую провинцию Галлия, чтобы заключить союз с Пипином, сыном франкского майордома Карла Мартелла, тем самым придав династии Каролингов легитимность. Пипин тут же подготовил военный поход в Италию, а его десятилетний сын Карл – впоследствии известный как Карл Великий – сопровождал замученного и утомленного папу домой.

Германские племена, выкроившие себе царства в старых римских провинциях, исповедовали христианство и с почтением относились к ветхозаветным царям-воителям, но их воинский этос был все еще пронизан древними арийскими идеалами: геройство, слава и трофеи. Все эти элементы теснейшим образом переплетались в их войнах. Каролингские войны считались священными и продиктованными волей свыше, а свою династию Каролинги называли Новым Израилем{932}. Но хотя религиозная составляющая в их военных кампаниях имелась, о материальной стороне тоже не забывали. В 732 г. Карл Мартелл (ум. 741 г.) нанес поражение мусульманскому войску недалеко от Тура, а после победы отправился грабить христианские общины в южной Франции – ничуть не менее тщательно, чем это сделали бы мусульмане{933}. В ходе многочисленных итальянских войн по защите папы его сын Пипин заставил лангобардов отказаться от трети своих сокровищ; и это богатство позволило его клирикам выстроить подлинно католический римский анклав к северу от Альп.

Карл Великий, который правил с 768 по 814 г., показал возможности столь внушительных ресурсов в руках короля{934}. К 785 г. он покорил северную Италию и всю Галлию; в 792 г. проник в Центральную Европу и напал на Аварский каганат (запад современной Венгрии), захватив большую добычу. Эти кампании считались священными войнами против язычников, но франкам они запомнились и по более приземленным причинам. «Вся аварская знать сгинула в битве, и вся их слава исчезла. Все их богатство и все сокровище, копившееся многие годы, рассеяно», – с удовлетворением сообщал Эйнхард, биограф Карла Великого. «Память человеческая не в силах вспомнить ни одну войну франков, в которой они настолько обогатились бы, а их материальная собственность настолько возросла бы»{935}. Стало быть, не скажешь, что захватнические войны диктовались единственно религиозным пылом. Колоссальную роль играла экономическая выгода: захватить побольше пахотной земли. Епископские престолы на оккупированных территориях стали орудием колониального контроля{936}, а массовые крещения завоеванных народов были действием не только духовным, но и политическим{937}.

Впрочем, религиозный элемент оставался значимым. На Рождество 800 г. в базилике святого Петра папа Лев. III короновал Карла Великого как императора Священной Римской империи. Собравшиеся славили нового «Августа», и Лев. даже простерся ниц у его ног. Папы и епископы Италии давно уверились, что Римская империя нужна для защиты свободы Католической церкви{938}. После падения империи они знали, что Церкви не выжить без короля и его воинов. Поэтому между 750 и 1050 гг. король был сакральной фигурой и стоял на вершине социальной пирамиды. «Господь наш Иисус Христос поставил тебя владыкой христианского народа, в силе большей, чем у папы или императора Константинопольского, – писал Карлу Великому Алкуин, британский монах и придворный советник. – От тебя одного зависит вся безопасность церквей Христовых»{939}. В письме Льву Карл Великий объявил, что на нем как на императоре лежит миссия «повсюду защищать церковь Христову»{940}.

Нестабильность и хаос в Европе после падения Римской империи породили тоску по осязаемой близости вечно неизменного неба. Отсюда и популярность святых реликвий, которая обеспечивала физическую связь с мучениками, ныне пребывающими с Богом. Даже могущественный Карл Великий ощущал себя уязвимым в жестоком и нестабильном мире: в его трон в Аахене были вмонтированы реликвии, а великие монастыри Фульды, Санкт-Галлена (святого Галла) и Рейхенау на границах его империи, оплоты молитвы и святости, славились своими собраниями реликвий{941}. Вообще европейские монахи сильно отличались от своих египетских и сирийских собратьев. Они происходили не из крестьян, а из знати, и жили не в пустынях и пещерах, а в имениях, обрабатываемых крепостными, которые принадлежали монастырю{942}. Большинство монахов жили по уставу святого Бенедикта, написанному в VI в., когда казалось, что гражданское общество вот-вот скатится в тартарары. В жестоком и неопределенном мире Бенедикт создавал общины, которые отличались послушанием, стабильностью и religio, а это слово означает и благоговение, и связь. Устав формировал дисциплину, подобную дисциплине римского солдата: поведение в нем было прописано таким образом, чтобы у человека преобразились эмоции и желания, сформировался смиренный дух, принципиально отличающийся от гордыни и воинственности рыцаря{943}. И монашеская дисциплина была направлена не против физического врага, а против внутренних страстей, незримой силы зла. Каролинги знали, что своими успехами в битве обязаны высоко дисциплинированным войскам. Поэтому они ценили бенедиктинские общины, а в IX–X вв. поддержка устава стала одной из главных особенностей управления в Европе{944}.