Сад зеркал - Дмитрий Самохин

Он тяжело вздохнул.

– Тышто! – попыталась образумить его ведьма, – сдурел, чтоль. хватит! С мной пить ва-абще низ-зя. Яж ве- едьма. Ведь-ма, пнятно? Напиюсь пияной. Вскачу на теебя. И пскачу. Пнимаешь?

Мужик мечтательно блеснул глазами и скрутил крышку с коньячной бутылки.

* * *

Проснулась ведьма поздним утром, протерла покрасневшие глаза, почесала голову, посмотрела на висящие на люстре простыню и юбку, встретила осуждающий взгляд кота и развела руками.

– Хорошо уже то, что я дома проснулась, а не где- нибудь в Торжке. Или в этой, в солнечной Бразилии, до старости моей! Э-эх!

В дверь застучали.

– Откройте! Общество защиты животных! Нам позвонили, что тут издеваются над котом!

Хозяйка смачно выругалась и пошла открывать, бормоча под нос заклинание. Надпись «Потомственная ведьма» на приоконной вывеске заплясала и оплыла, буквы распались на отдельные кружочки, штришки и черточки, а потом собрались заново.

«Психолог, балаган и Кот», – гласила новая надпись.

На улице снегопад. Метет так, что не продохнуть. В наших местах явление редкое, давно позабытое. Чтобы на Большом Истоке снег выпадал, даже старожилы только со справочниками вспомнить могут. А вот чтобы снег выпал в начале осени, никто о таком не слышал. Подморозило знатно. Еще вчера лужи, дождь и желто-красные листья на деревьях, а сегодня сугробы по подоконник, деревья в богатых белых шубах, и холодно, так что пришлось срочно запускать отопление да кочегарить камин для атмосферы. По такому случаю я достал бутылочку выдержанного виски, налил стаканчик, добавил льда и расположился с ноутбуком в кресле перед камином.

В последнее время город утих. После мальчишки- художника, который нанес вред архитектуре Большого Истока и личному имуществу горожан, а также изрядно потрепал нам с Ником Красавчегом нервы, город словно уснул. Давно такого не было, чтобы подряд выдалось несколько спокойных недель. Жители словно спрятались в скорлупки квартир и перестали проказничать, выпячивая свою необычайность напоказ.

Позабыли о своих талантах, которые отличали их от обычных людей и благодаря которым они поселились в нашем краю. Большой Исток получил временную передышку. Лишь мы с Красавчегом после первых двух дней простоя начали скучать. У нашего шерифа появилось время составить все рапорты, заполнить все отчеты, написать все служебные записки, которые он не успевал составить, заполнить и написать за последние пару месяцев, отчего он изрядно загрустил и тут же ушел в запой.

Я же вернулся к приходу, провел все службы по расписанию, прочитал несколько проповедей, от которых скулы сводило со скуки, выслушал все исповеди, провел все обряды и даже помог Красавчегу выйти из запоя. Суд над Малышом Фернандесом оказался самым большим развлечением в нашем болоте. Несколько месяцев назад он попытался ограбить городской банк, но оказался пойман с поличным. Скучное дело, но на фоне всего остального оно нас изрядно развлекло.

Если говорить одним словом, то в городе воцарилась – СКУКА! Она овладела Большим Истоком, сердцами альтеров, подбиралась и к моей берлоге, но я еще держал оборону. Хотя с каждым днем справляться становилось все сложнее и сложнее.

И именно сегодня, когда улицы Большого Истока украсили шапки снега, я был готов сдаться. Если никто в городе не мог отважиться на безумие, видать, перевелись смельчаки, я был готов взять на себя эту ответственность. Сидя в кресле со стаканом виски и глядя на веселые языки пламени, я обдумывал хитроумный план, призванный расшевелить наше болото.

Именно тогда и появился Блоготун.

Хотя сначала все же пришел Ник Красавчег.

* * *

Во входную дверь позвонили. Вылезать из кресла не хотелось. Я залпом допил виски и направился навстречу незваному гостю. Говорят, незваный гость хуже альтера. А если незваный гость – это и есть альтер, то жди неприятностей. На пороге дома стоял шериф Ник Красавчег, серьезный, трезвый и критично настроенный к окружающему миру.

– Разреши войти, преподобный! – попросил он.

Пока я не посторонился, пропуская внутрь, он так и стоял на пороге.

Вообще на него не похоже. Наш шериф мужик решительный. Если уж что решил, то сделает обязательно. Ему для этого ничье разрешение не требуется. Что-то, видно, стряслось, если Красавчег внезапно обзавелся хорошими манерами.

Я запер входную дверь. Подумал о том, что недурственно было бы вывесить снаружи табличку «Хозяина нет дома. Просьба не беспокоить!», и направился на поиски Ника, который успел уже исчезнуть.

Нашел я его в кабинете, в моем любимом кресле напротив камина, со стаканом виски в руке.

Похоже, хорошие манеры шерифа на этом закончились, дальше нас ожидает полное возвращение героя.

– Есть новости, или ты просто в гости заглянул? – спросил я, располагаясь напротив.

Я достал сигару из резной красного дерева коробочки, закурил и выжидающе уставился на друга.

– Ты про Блоготуна слышал? – с загадочным видом спросил Ник.

– Нет, – честно признался я, предвкушая приключения, неужели конец застою. – А кто это?

– Кто это? Что это? Кто бы мне объяснил. Главное, эта дрянь захватила умы горожан и скоро сведет с этого ума.

До сегодняшнего утра в городе царили тишина и покой. Когда Блоготун успел свести с ума горожан, да так, что я этого не заметил. Старею, что ли? Пора на пенсию?

– Подбрось да выбрось, что случилось? В чем трагедия? Кто кого укокошил?

– Да пока никто и никого. Это и настораживает. Ты заметил, что город словно умер?

– Я, кажется, не ослеп, вижу, непривычно тихо.

– Сегодня снег выпал, а народу на улице жалкие крохи. Вон молочник проехал, да газетчик прошел. Да в полицейском участке зачем-то сидят дежурные. Служба у них такая. А так людей нет, никого нет, даже детвора снеговиков не лепит. Удивительное дело. Тебе это не кажется странным?

– Признаюсь как на исповеди, я сегодня тоже на службу не пошел. Весь день просидел за книжкой. Любопытная штука. «Жизнь и удивительные приключения Давида Буховски». Не читал?

Ник Красавчег недовольно скривился, словно я ему предложил что-то непотребное.

– А компьютер тебе зачем? – заметил он ноутбук на столе.

– Собирался полазить по сети, может, чего интересного найду, – признался я, испытывая странное чувство вины, будто намеревался совершить постыдный поступок.