Пальцем в небо - Маргарита Ардо

Только бы ремень удержал обоих! — пульсировало в голове, дёргало, трясло, пока автомобиль не прекратил переворачиваться.

Они повисли головой вниз. Снаружи вслед за визгом и ударом раздалась автоматная очередь, рёв мотоциклов, шум, крики. Мышцы выворачивало от неудобной позы, но Джек держал неподвижную Сандру, боясь, что та выскользнет. Сердце билось о рёбра так, что вся грудина болела. В перевёрнутом окне показалось лицо Энрике, одного из охранников. Он попробовал открыть дверь. Не вышло — ту заклинило. Бронированное стекло было не пробить, оно даже трещинами не пошло.

— Сейчас, малышка, сейчас… — бормотал Джек. — Всё хорошо, я держу тебя…

Она не ответила, и страх пробил ледяным потом.

— Малышка! Балерина! — позвал Джек.

Молчит.

— Сандра! — ещё громче сказал Джек. Закричал: — Сандра!

Не пристёгнутый водитель тоже не откликался. И не подавал признаков жизни.

Автомобиль закачало. Джек прижал Сандру ещё крепче к себе. Охранники вернули бронированный внедорожник на колёса.

— Кретины! — яростно выругался Джек. — Кто так делает?

Двое охранников смогли открыть дверь со стороны водителя. Кажется, ему было уже не помочь… Потом сунулись к пассажирам.

— Сэр, вы живы? Сеньора?

А Джек боялся перевернуть балерину к себе и увидеть её лицо. Тёплая, — подсказал разум.

Энрике покопался на приборной панели и кнопки блокировки пассажирских дверей отщёлкнули.

Джек осторожно, почти не дыша, словно в руках его была хрупкая скорлупка, перенёс вес на руку и повернул Сандру лицом к себе. Её голова запрокинулась назад. Рот приоткрыт, веки зажмурены.

— Сандра… — тихо-тихо позвал Джек.

И горло перехватило, а в голове стало пусто. До звона. Чёртова режущего звона, от которого хотелось закрыться и орать в голос, чтобы не слышать.

— Она живая, живая, — твердил внутренний голос… Или кто-то снаружи.

Джек встряхнул головой и услышал:

— Сеньор, отпустите сеньориту, мы держим. Мы её вытащим, затем вас. Она живая!

— Сеньору, — хрипло поправил Джек, пряча растерянность и страх за приказным рыком: — Аккуратно! Она беременна!

Не помня как, Джек сам выбрался из машины. Протаранивший их грузовик валялся на боку и дымился метрах в тридцати, пара недвижимых тел незнакомцев лежала на перекрёстке возле мотоциклов, и короткоствольные автоматы…

То есть совершено нападение. Со стороны переулка приближался белый с полосками полицейский фургон. Охранники склонились над кем-то, двое размахивали руками, останавливая синий минивэн. У одного рукав был залит кровью.

— Сандра! Где?! — метнулся к охране Джек, дрожа всем телом.

На него не обратили внимание. Предъявили корочку водителю минивэна, и только потом обернулись:

— Сюда, сэр! Скорее! Мы в спецчасть.

Двое поднялись, аккуратно уложили балерину на заднее сиденье. Понимая, что медлить нельзя, Джек гаркнул губастому водителю:

— Я заплачу! Езжай! — и бухнулся на переднее сиденье.

Всё было, как в тумане. Благо, они уже подъехали к центру Каракаса. До серого здания, которое охранники назвали спецчастью, было всего три улицы и поворот налево. А потом каталка, доллары из карманов, бег по коридорам, чуть тёплая маленькая ручка в его ладони, блики ламп дневного света над головой, скользящая надежда и безумный, страшный, немой крик в груди.

— Всё хорошо, девочка! Я с тобой… Только живи, малышка, только живи! — приговаривал он, сопровождая её повсюду и думая, что не простит себе, если что-то с ней… Никогда не простит: сам пристегнулся, а её не успел… Идиот! Эгоист проклятый! Не успел ангелов уберечь…

— МРТ у нас не работает, — сказал кудрявый врач в кабинете УЗИ, отходя, наконец от аппаратуры, — но судя по изображению и снимкам, разрыва внутренних органов нет, кровотечений нет. Из плохого: перелом в двух местах без смещения наружной части левой лодыжки, смещение шейных позвонков от удара и лёгкое сотрясение мозга. Да, и ещё есть ушибы, что в данном случае почти естественно.

— Почему она без сознания? — сухими губами выдавил Джек.

— Резко упало давление, возможно, от испуга. Мы сделали инъекцию. Не волнуйтесь, жить будет.

— А ребёнок?

— Всё в порядке. Сеньорита, можно сказать, легко отделалась.

Вдруг Сандра моргнула и медленно раскрыла глаза, сощурилась, ничего не понимая. Потом стиснула зубы, и, как боец, тут же попыталась улыбнуться, увидев мужа. Протянула к нему руку:

— Джек… живой…

Он, не помня себя от радости, бросился к ней, на колени на пол возле кушетки, принялся целовать её крошечные, нежные пальчики, всю ручку, боясь тронуть пушистую голову — вдруг что! Ведь сотрясение…

— Кроха моя, балерина, любимая, малышка, как же напугала! Как напугала! Я же никак без тебя… Я же не смогу… вообще никак…

Слёзы подступили к глазам в ответ на её трогательное и любимое на русском:

— Родненький мой!

Рука коснулась его волос, а Джек снова принялся целовать пальчики. И вдруг её глаза расширились в ужасе:

— А китёнок?!

— Жив, живой, не ударился, — с трудом дыша то ли от счастья, то ли от боли в рёбрах, проговорил Джек. — Ты не волнуйся больше, всё хорошо, у нас всё хорошо…

— Сеньор, — послышался позади голос врача и ещё чей-то фоном, — вы тоже побывали в аварии, давайте вас осмотрим.

— Я в порядке, — замотал головой Джек. Он и без рентгена знал, что сломал ребро или пару. Так уже было в драке — ни вдохнуть, ни выдохнуть, Сандра заехала каблуком, когда её швырнуло вверх, к крыше. Но разве это важно? Главное, что она жива, и Паблито.

Мужчины не плачут, но слёзы резали глаза и вырывались наружу. От счастья.

Превозмогая боль, Джек склонился над своей малышкой-женой и осторожно погладил ладонью живот. Затем коснулся носом её волос. В них по-прежнему жило солнце. И значит, жизнь продолжается…

Я поправила простыню. Совершенно непонятно было, куда девать ногу в гипсе: набок положишь — ноет, прямо — тоже. Чего только я не перепробовала! Заснула, вообще свесив загипсованную, будто в валенок, лодыжку с кровати. Но днём так не повисишь. Я не находила себе места: сажусь — голова кружится, шею ломит, лягу, покручусь с боку на бок, и не могу больше! Не валяшкинский у меня характер. Хотелось вскочить и бежать на завод, ещё куда-нибудь! Как же весь мир без меня? И подвиги? А вылежать надо целую неделю, как врач велел!

Я вздохнула и неловко сползла на подушку. В окно по солдатски скромной палаты виднелись лишь серые стены домов и уголок ясного неба. Я старалась не думать о том, что случилось вчера, но перед глазами то и дело возникала насыщенно-красная морда грузовика с жёлтыми надписями и смуглые, толстые пальцы на руле.